Книга Волшебница Вихря, страница 37 – Галина Мишарина

– Да, да, конечно! – спохватилась девушка. – Садись, милая! Я принесу. Эрх, пока что никого сюда не пускай.

– Ага, – отозвался парень тихо. – Неужели у вас получилось?

– Да, – уверенно кивнул Элик. – Вот оно, проклятие. Ума не приложу, куда его деть. Разве что пока в углу положить…

Младший Вихрь растерянно почесал в затылке, посмотрел на меня виновато. Затем подошёл к брату, оглядел него, коснулся уверенно… и улыбнулся так широко и радостно, что у меня отлегло от сердца.

– Он спит! Просто спит, не более того! Веда, ты сокровище! Честное слово, я был таким болваном, когда…

– Иди-ка лучше проверь, как там Илья, – сказала Эльта, присаживаясь возле меня и доставая стеклянную баночку. – Будет лучше, если ты спокойно ему всё объяснишь.

– Спокойно? – вскинулся Эрх. – О каком спокойствии может идти речь, когда тут человека из смерти вернули?! Ладно, ладно. Ты права. Но Веда, честное слово…

Элик вывел друга, взяв за плечо, и Эльта принялась мазать мои ладони. Так как клинок дрожал, он задел и мякоть пальцев, а кое-где достал даже до запястьев. Теперь мне и самой было сложно понять, как я смогла удержать его…

– Ну как, лучше? – спросила девушка.

– Да. Немного легче. Спасибо тебе большое.

Она судорожно вздохнула и поспешно отёрла слёзы.

– Веда, ты понимаешь, что сделала?

– Наверное, нет, – честно сказала я, пытаясь справиться с болью и не скрипеть зубами. – Лучше сейчас не спрашивай меня, я туго соображаю. Поговорим о чудесах после, когда Влас проснётся.

– Конечно, – улыбнулась Эльта, и мы обнялись. – Я вас оставлю ненадолго.

Я была благодарна подруге за понимание. Не хотелось слушать похвалы и пытаться порадоваться своей силе. Я так устала, что не могла сидеть прямо, всё пошатывалась и тёрла глаза.

Он жив. Он со мной. Любимый… Я всё пыталась погладить его по голове, но пальцы не слушались. У меня ныли плечи, и, даже несмотря на мазь, ужасно болели ладони. Боль была едва терпимой, и я почти плакала, сжимая зубы, но потом смотрела на мужчину – и на губах появлялась улыбка. Когда очнётся – что скажет? И что мне ему сказать? Было так легко душе и тяжело телу, что едва дышалось. Всё вперемешку – мука, облегчение, вспыхнувшая с новой силой любовь…

Когда Влас глубоко вздохнул и пошевелился, я вздрогнула и подвинула табурет ближе.

– Мёртв? – выговорил он, глядя на меня внимательно и пытливо.

– Живой, – прошептала я. – И будешь жить. Влас, Власушка… Какое счастье, что ты вернулся!

– А ты… что здесь делаешь? – слабо улыбнулся он. – Неужели лечить взялась? Что за чудо сотворила… сознавайся! Или не ты это?

– Да я-то что, – выговорила онемевшими губами. Взять бы его за руку, как всегда по волосам погладить… – Я ничего.

Слова не шли на ум, застревали на языке. Навалилась такая жуткая слабость, что все кости размякли разом.

– Где Эльта? – сонно спросил Влас.

– Отдыхает.

– А Люсьен?

Внутри меня поднялось косматое чудище отчаяния.

– Наверное, в своей комнате.

– Позови, прошу тебя. Поговорить… – он отдышался. – Во сне её видел. И братьев, если не спят.

Словно головой в ледяную воду – ни вздохнуть, ни вырваться. Это и был конец моей любви. Такая вот оказалась сказка. Зачем я продолжала надеяться? Зачем сердце растравила несбыточными мечтами? Я поклонилась вожаку и вышла из комнаты. Главное, что он на ноги встанет, станет сильным, как прежде. Будет жить. Проклятие ушло, это я знала точно. Помогла святая гроза, принесла мощную магию, о которой отец говорил. Завела сердце, убила зверя… И разбила последние мои надежды.

Колени подгибались, и боль стала воистину нестерпимой. Я вышла к Эльте. Элика в большой комнате-библиотеке уже не было – ушёл, и меч забрал. Эрх глядел на меня подозрительно. Видел, небось, что я плакать собираюсь.

– Он зовёт Люсьен, – ровным голосом сказал я. – Ты её приведи, пожалуйста… Эрх, а ты позови брата.

– Да он тут, неподалёку. Сейчас кликну.

Эльта больше ни о чём не спросила, только нахмурилась, а я пошла в свою комнату, где ждал известий брат.

– Ну, как?

– В себя пришёл. С ним всё хорошо. – Я поняла, что просто не могу больше терпеть и тихо шмыгнула носом. – Получилось, брат. Ты молодец.

– Я? – усмехнулся он. – Позвал всего лишь, разве это служба? – он нахмурился. – Веда, ты что? Ожоги болят, да?

– Угу.

– А ты почему не с Власом? Неужели прогнал?..

Я не могла говорить, и слёзы уже текли по щекам.

– Мне пора, брат. Это хорошее место, и я бы с радостью назвала его новым домом, вот только нет здесь счастья. Люсьен… Ему нужна она. Меня поблагодарит – и забудет.

Я шагнула к постели и достала сумку. Хватать было больно, но я терпела, стараясь пользоваться только кончиками пальцев. Элик, растерянный, так и замер у окна.

– Ты остаёшься, – сразу сказала я ему. – Всё равно уйду, даже если спорить станешь.

– Где ты – там и я, Веда, – отозвался брат. – Неужели решила, что позволю тебе одной по лесам мотаться?

– Ты Власу клялся на крови в верности. У тебя кузница и заказы от хороших людей. Не можешь уйти, Элик.

– А тебе я – брат кровный и защитник единственный, – хмуро сказал он. – Не решай сгоряча! Останься! Кто знает, как у них сладиться? Ничего же толком и не было…

– Уже сладилось! – взбеленилась я. – У меня сердце почти перестало стучать, понимаешь? А останусь – вовсе замолчит. Не будет  в груди вообще ничего, пустота мёрзлая поселится. Злая я, Элик, не радуюсь его счастью. Как представлю, что он с другой… за меч взяться охота! Тем более если это будет Люсьен…

– Откуда знаешь? Он сам сказал тебе о свадьбе?

– И так ясно! – со слезами выговорила я. – Она снилась ему, покаярядом была… Наверное, когда меня за руку держал, её представлял подле… – Я размахнулась и ударила кулаком по стене – едва переносимой болью отозвался в костяшках гнев. – Уйду. Жить теперь будет – и славно.

Брат подошёл – и принялся помогать мне складывать вещи.

– Знаешь ведь, что не смогу один. Ты – моя семья, Веда. Вместе уходим, решено.

– А как же Ромашка?

Он нахмурился, скулы обозначились резче.

– Ну… Не знаю, как.

– Вот именно! Поэтому знать буду я, за нас обоих, хотя ты и старший. Не вздумай от любви отказываться из-за моей боли! Бросишь девушку, где потом другую такую найдёшь? Она же солнышко весеннее! Верит тебе, принимает тебя всего, какой есть. – Я трудно выдохнула боль. – Нет, брат. Ты остаёшься.

– Значит, и ты останешься.