Книга Мой любимый менталист, страница 54 – Ольга Шерстобитова

Реальность перевернулась, рассыпалась на искры, и я оказалась, как наяву в чужом воспоминании.

…Большой кабинет с мебелью из пород темного дерева. Она придавала солидности, подчеркивала статусность и делала помещение темнее. Не спасали даже световые кристаллы, светящиеся в специальных чашах, вделанных в стену.

На столе – стопка бумаг, надорванный конверт, из которого выглядывает обычный лист с именами. Это смотрелось безумно странно, потому что сейчас в ходу были голограммы, а не бумажные носители.

Я ощутила голыми ногами мягкий ворс ковра и сквозняк, шедший от двери.

Реальность то и дело менялась, обрастала все новыми деталями. Появились арочные окна и массивная чашка на небольшом столике, где-то вдали, но не в кабинете, а, похоже, в коридоре, пробили полночь часы, и только потом в помещении появилось двое мужчин. Оба хорошо мне знакомы.

Маркус, явно младше своих лет, одетый в тренировочный костюм, состоящий из серебристых пластин, с короткими волосами и сверкающими зелеными глазами. И его отец – Дайрус. В отличие от Маркус, на нем, как и в предыдущую нашу встречу, был надет деловой костюм. Черная рубашка наглухо застегнута, волосы стянуты в низкий хвост и перехвачены атласной лентой. Седины в них, как сейчас, не было.

– И ты рассчитывал, что я соглашусь? – раздался чуть приглушенный голос Маркуса.

– Почему бы и нет? – спокойно пожал плечами Дайрус.

– Ты это серьезно, отец? Зная, что ты всеми силами и средствами заставляешь одаренных ариатов работать на правительство, и к чему это приводит, разве мне остается какой-то выбор? Я не подпишу приготовленного тобой договора!

Дайрус сощурился, уставился на сына.

– Ты, видимо, не понимаешь, чего мне стоило выбить для тебя нормальные условия! У других ариатов, чей дар не уступает твоему, они в разы хуже. Для тебя сделали исключение, потому что я – советник одного из лидеров Ариаты, а ты смеешь возражать? Ты смеешь отказываться?

Я стояла, ни жива, ни мертва, не зная, как выбраться из чужих воспоминаний, но к моему счастью, голоса стали пропадать. Но и только! Я видела, как Маркус и Дайрус продолжают спорить, и все жестче и жестче, подбирая хлесткие слова, как снова услышала их разговор.

– Нет! Ты погубил немало достойных ариатов, отец! И я не стану подписывать договор, который заберет мою свободу окончательно и бесповоротно, только чтобы помочь тебе заполучить больше власти! – резко отрезал Маркус.

– Тогда ты мне больше не сын, – тихо и спокойно сказал Дайрус.

Раздался женский вскрик, и я обернулась к двери, где прорисовывался силуэт хрупкой женщины.

С красивыми темно-каштановыми волосами и зелеными, точь в точь, как у Маркуса, глазами, одетая в простое домашнее платье, незнакомка не могла быть никем, кроме как женой главы семейства и мамой моего ариата.

– Как ты смеешь так говорить! – возмутилась она.

– Не вмешивайся, Гатара. Сами разберемся, – резко ответил Дайрус. – Маркус уже давно не ребенок и судя по его словам, способен сам принимать решения. Взрослые, взвешенные решения, – с явной издевкой в голосе произнес он.

Маркус перевел взгляд с матери на отца, зацепился взглядом за конверт, из которого торчал лист с именами, и его взгляд стал яростным.

– Что ты сделал с семьей Рика? И как посмел обвинить его в том, в чем он не замешан? Куда пропала Лисса? И от чего умер Даниэль?

– Тебя это не касается! Речь сейчас идет…

– Меня не касаются смерти и пропажи на Ариате одаренных? – выдохнул Маркус. – Да я с ними учился, ввязывался в переделки, а теперь с каждым из них что-то случилось! Ты думаешь, я не понимаю, кто за этим стоит?

– Ты посмел считать мои мысли? – рыкнул Дайрус.

– Маркус, Дайрус! – окликнула мужчин Гатара.

Она видела, что они готовы сцепиться друг с другом.

– Их и считывать не нужно, чтобы увидеть правду! Но если понадобится, я считаю, сбив все твои щиты, и докажу твою вину!

В очередной раз вскрикнула Гатара, когда Дайрус ударил Маркуса, и тот упал на ковер. Вскочил моментально, превозмогая боль, и ударил по отцу ментальной волной. Она прошлась по кабинету, разнесла его в щепки. У Дайруса из носа пошла кровь, он держался руками за виски, но устоял на месте.

А вот Гатара схватилась рукой за грудь и медленно стала оседать у двери. Маркус опомнился моментально.

– Мама!

Крик мужчины разорвал возникшую тишину, и он моментально оказался рядом, но помочь женщине уже не смог. Она закрыла глаза и умерла прямо на его руках.

Меня же буквально выкинуло из чужого воспоминания, и я осознала, как по щекам бегут непрошенные слезы. Таким отчаянным был крик Маркуса в последний момент. Не удивлюсь, что он наверняка винит себя в произошедшем, хотя всего лишь отстаивал свои интересы и свою свободу. И та ударная волна не коснулась его матери. Я стояла близко и точно это видела! Надеюсь, Маркусу хоть кто-нибудь об этом сказал?

Я обняла мужчину, которого все еще бил озноб. Я не знала, чем еще смогу ему помочь. Просто быть рядом. И согревать его в ночь, когда прошлое все еще касается его своим темным крылом, усиливает последствие отката и не дает поверить в то, что он может быть счастливым.

Маркус Веэйрас

Больше всего на свете сейчас, когда я с трудом сдерживаю действие отката, хотел, чтобы Ника была как можно дальше от меня.

Но она не уходила. Игнорировала намеки и была рядом. И приходилось собирать остатки сил и гордости и добраться сначала до квартиры, потом до душа, а после – до кухни, где пахло… домом.

Последний раз это чувство возникало еще в юности, когда была жива мама. У нее оказалось хрупкое здоровье, и переживать ей не стоило, но она всегда находила и для меня, и для сестры возможность для улыбки и душевное тепло.

Сейчас на кухне, порхая бабочкой, находилась Ника. Я с каждым мгновением все сильнее и сильнее привязывался к ней. Еще немного – и наступит момент, когда я просто без нее не смогу.

Это как прилив, и его уже не остановить.

Да и надо ли?

Сейчас, несмотря на откат, и с трудом сдерживаемые щиты, я желаю ее так отчаянно, что почти не дышу. Молча ем, впитывая в себя ее заботу и тепло, каждый мимолетный взгляд, встревоженный и только мой, каждое случайное прикосновение, каждый вдох.

Это еще не та близость, которую так жажду, лишь одна из граней, самая важная – бесконечное доверие этой невозможной женщины ко мне.

И от этого хочется ее уберечь. Сейчас я не стабилен, опасен и… Все мысли обрываются, когда она в темноте делает шаг навстречу и находит мои губы. Касается их так, что позвоночник прорезает огненная молния, и мысли путаются.

Я теряюсь в ней. В своей Нике. Пальцы путаются в ее волосах, сердце стучит в ушах, и даже головная боль уходит и смиряется от ее присутствия.