Книга Вниз по реке, страница 56 – Джон Харт

– Долф не из таких!

– Я видел такое, что вы даже не поверите.

– Только не на сей раз.

– Просто следите за собой, Адам. Вы отбили самые серьезные обвинения в убийстве, когда-либо выдвигаемые в этом округе. Это уже пять лет не дает шерифу покоя. Политически это причинило ему большой ущерб, и я гарантирую, что из-за этого он потерял сон. Он по-прежнему мечтает до вас добраться. Такова уж человеческая натура. Так что помните: без меня в той комнате никакие привилегии адвокатской тайны в отношении клиента вашего разговора не касаются. Имейте в виду, что ваш разговор могут подслушать или даже записать, как бы вас ни уверяли в обратном.

В подобном предостережении не было никакой нужды. Мне уже приходилось бывать за этой дверью, и я не питал никаких иллюзий. Односторонние зеркала, микрофоны, жесткие вопросы… Я все уже вспомнил. Шериф приостановился у двери. Зажужжал звонок. Лязгнул электрический замок.

– Знакомая картина? – поинтересовался шериф.

Проигнорировав подколку, я шагнул в дверь. После пяти долгих лет я вновь оказался за решеткой.

Я провел здесь целую кучу времени, так что знал это место, как свой собственный дом: запахи, слепые углы, скорых на расправу охранников с дубинками наготове… Здесь все так же воняло блевотиной, антисептиком и черной плесенью.

Я уже клялся, что никогда не вернусь в округ Роуан; но все-таки вернулся. И вот теперь я здесь, опять в этой дыре. Но все это ждало Долфа – я не был задержан. Большая разница.

Мы прошли мимо заключенных в комбинезонах и шлепанцах. Некоторые передвигались свободно, других вели по коридорам в наручниках и под конвоем. Большинство смотрели в пол, но некоторые с вызовом таращились на меня – я отвечал им таким же взглядом. Я знал, как все это устроено, знал, по каким правилам тут разруливаются конфликты. Быстро выучился вычислять хищников. Они явились ко мне в первый же день. Я был богатый, я был белый и отказывался отводить взгляд. Одного только этого им вполне хватило, и для начала они решили избить меня до полусмерти.

В первую же неделю я подрался трижды. Собственное место в тюремной иерархии стоило мне сломанной руки и сотрясения мозга. Оказался я не на самом верху, даже близко не на самом, но суждение было вынесено.

Достаточно крутой, чтобы оставить его в покое.

Так что да. Картина была более чем знакомая.

* * *

Шериф провел меня к самой большой комнате для допросов и остановился возле двери. Я мельком углядел Долфа через небольшое стеклянное окошечко, а потом шериф загородил обзор.

– Итак, вот как все будет происходить, – объявил он. – Вы заходите один, и у вас ровно пять минут. Я буду здесь, и, несмотря на все, что наговорил ваш адвокат, можете в полной мере рассчитывать на конфиденциальность.

– Вот как?

Он подался ближе, и я хорошо разглядел пот у него на лице, короткий ежик волос и обожженный солнцем скальп под ним.

– Угу. Именно так. Можно не париться. Даже вам.

Отклонившись влево, я заглянул сквозь стекло. Долф горбился на стуле, уставившись в стол.

– Зачем вы это делаете? – спросил я.

Шериф лишь скривил губы, опустив мясистые веки. Отвернулся и сунул ключ в широкий замок, отработанным движением провернул. Дверь свободно распахнулась.

– Пять минут, – напомнил он, отступая вбок. Долф даже не поднял взгляд.

По коже у меня пробежали мурашки, когда я зашел внутрь, а когда дверь с лязгом закрылась, все тело обожгло, как огнем. Они прессовали меня три дня, в этой самой комнате, и я вновь видел это, словно это было вчера.

Я сел на стул напротив Долфа, на коповской стороне стола, придвинулся ближе – железные ножки противно скрежетнули по бетонному полу. Долф продолжал сидеть совершенно неподвижно, и хотя тюремный комбинезон висел на нем, как на вешалке, его запястья по-прежнему выглядели массивными, а руки – толстыми и могучими, руками работяги. Свет здесь был ярче, потому что копам ни к чему какие-то тайны, но красок по-прежнему не хватало, отчего кожа Долфа казалась желтой, как линолеумный пол в коридоре. Его голова была опущена, так что видел я в основном его переносицу и седые брови. На столе пристроились пачка сигарет и простенькое гофрированное блюдечко из толстой фольги вместо пепельницы.

Я произнес его имя, и он наконец поднял взгляд. Не знаю почему, но я ожидал увидеть у него в лице что-то отстраненное, какую-то преграду между нами; но все оказалось не так. Были в нем тепло и глубина; насмешливая улыбка, которая удивила меня.

– Черт знает что, точно? – Его руки двинулись по столу. Вывернув шею, Долф глянул в сторону зеркала. Не глядя нащупал пачку сигарет, вытряхнул одну, прикурил ее от спички, откинулся на стуле, обвел комнату рукой. – С тобой так же было?

– Почти.

Он кивнул, ткнул пальцем в зеркало.

– Сколько их там, как думаешь?

– А это важно?

Никакой улыбки на сей раз.

– Пожалуй, что нет. Твой отец здесь?

– Да.

– Бесится?

– Паркс бесится. Отец просто очень расстроен. Вы же его лучший друг. Он боится за вас. – Я ненадолго примолк, ожидая какого-то намека на то, почему он попросил поговорить со мной. – Не понимаю, почему я здесь, Долф. Вам бы лучше поговорить с Парксом. Он – один из лучших адвокатов штата, и сейчас он как раз здесь.

Долф неопределенно махнул сигаретой, отчего бледный дым слоями затанцевал вокруг него.

– Адвокаты, – столь же неопределенно произнес он.

– Вам он нужен.

Долф отмахнулся от этой мысли, откинулся на стуле.

– А вообще забавная штука, – сказал он.

– Что именно?

– Жизнь.

– В каком это смысле?

Проигнорировав мой вопрос, он загасил сигарету в дешевой прогибающейся пепельнице. Подался вперед, и его глаза стали очень яркими.

– Хотелось бы тебе знать про самую выдающуюся вещь, которую я когда-либо видел?

– Вы вообще как, Долф? – спросил я. – Похоже, что вы… ну не знаю… какой-то рассеянный.

– Все со мной нормально, – заверил он. – Самая выдающаяся вещь. Так хочешь знать?

– Конечно.

– Ты тоже ее видел, хотя я не думаю, что должным образом оценил тогда.

– И что же это было?

– Тот день, когда твой отец пошел на реку искать Грейс.

Не знаю, что возникло у меня в тот момент на лице. Недоумение? Изумление? Это было вовсе не то, что я ожидал услышать. Старик кивнул.

– Любой человек поступил бы на его месте точно так же, – сказал я.

– Нет.

– Что-то я не пойму…

– Если не считать того раза, ты когда-нибудь видел своего отца в реке или в пруду? В океане, может быть?