Книга Островитяне, страница 43 – Андрей Десницкий

— Бежал. — Дак-Висеволд пожал плечами. — Бежал. Ловили, не поймали. Хотел идти на север, где свои. Но не знал местности — от дома далеко. Прятался в лесах, ел ягоды, грибы. Зверя съел, сырого — с колючками зверь, не знаю, как вы его зовете. Сил было мало. Осень уже была, холод. Болел. Вышел к людям. Видел, что не бастарны, думал, из наших племен. Нет, это были даки. Лечили, дали еду. Но снова стал рабом. Отвели к себе, в Дакию. Сильны были бастарны, а даки сильнее — у них бастарны в подчинении.

— Даки, слышал я, умелые воины, — отозвался Марк, — думаю, что и батавов оставят они далеко позади. А дальше… предполагаю, война наших с даками за Мезию привела тебя сюда?

— Ты прав, господин, — Дак соглашался, — я же сильный, крепкий раб. Я помнил, что обещал брату: выжить и оставить семя. От даков трудно бежать, от родной земли я был совсем далеко. Большая река Истр — вы зовете ее Данувий ^[83], и почти так же на нашем языке. Даки пошли войной на Рим. Дакам нужны рабы: таскать припасы, смолить лодки, рубить дрова. Меня взяли в поход.

— Так ты можешь сравнить, где лучше быть рабом: у этих бастарнов, у даков или у римлян, — с усмешкой спросил Филолог, — богатый опыт. Не так ли?

— Плохо везде, — Дак вздохнул, — но господин мой Марк добр. А рабом… Я выживаю. Я помню обещание Волдимеру. Он со мной, моя половина. Часто приходил по ночам, говорил мне. Светлый воин, с огненным мечом в руках. Он помогал. Он сказал: «Завтра ты уже не будешь их рабом». И это правда.

Когда римляне подошли, я сбросил того дака в воды реки. Утопил. И бежал к римлянам. Они не знали, кто я, я не знал их языка. Взяли в плен, сказали «дак». Продали. Дом далеко, господин, я не убегу. Не доберусь до дома свободным человеком. Но я жду девушку, которой оставлю семя. Семя Волдимера и мое.

— Так о чем ты просишь, — усмехнулся Марк, — о девке или об этом странном новом обряде?

— Хочу тоже омыться, господин. Христианином хочу стать.

— Все ясно, — рассмеялся Филолог, — парню пришлась по вкусу Эйрена. И он понимает, что только христианский обряд позволит им называться, против всякого права и обычая, мужем и женой. Если ты позволишь, конечно.

— Вещи не женятся. В том числе и рабы, — строго подвел черту Марк, — если Луцию угодно взять наложницу и называть ее словом «жена», это его право, он свободный человек. К Эйрене ты не смеешь прикоснуться.

Он взял Дака за подбородок — они были одного роста, одной силы. Пожалуй, даже Дак покрепче. И странно было видеть, как один держит другого. Странно, если не знать ничего о римском праве. О том, что раб — вещь своего господина.

— Да, господин, — Дак избегал смотреть в глаза, — но я не по той причине. И тебе, господин, если не будешь сердиться, скажу то же самое: пройди обряд!

— Я?! — у Марка чуть глаза не вылезли на лоб, — да ты еще предложи мне съездить к тебе домой и привезти невесту! Ту самую. .. как ее звали?

— Лада. Она, если жива, давно замужем, — ответил Дак, — но послушай, что скажу.

Марк отпустил его подбородок.

— Говори.

— На Острове, как они это называют, теперь община. Больше христиан. Им нужен главный. Кто будет?

— Луций, — не колеблясь, ответил Марк.

— Он не хочет. Не его дело.

— Ты сам с ним говорил?

— Да, господин. Прости.

— Плетей бы тебе за то, что посмел заговорить со свободным без моего разрешения.

Дак молчал.

— Так что, ты хочешь быть главным?

— Ты будешь, господин.

— Зачем мне это?

Дак наконец-то посмотрел ему в глаза:

— Сильны бастарны — даки сильнее. Сильны даки — римляне сильнее. Нет сильнее Рима. Но есть в Риме слабость. Множество.

— Что?

— Множество — слабость. Смотри, господин. Один цезарь — сила. Цезарь умер, пришел другой, другого убили, третий, четвертый. Так? Слабость.

— Наш варвар разбирается в тонкостях римской политики, — усмехнулся Филолог.

— Свои боги у нас, свои у бастарнов, у даков, у римлян. Много богов. Одного чтишь — другой в обиде. Те за Марса, эти за Нептуна. Обрядов много. Путаница.

— Лучше как у иудеев? — переспросил Марк.

— Иудеи только за себя. А христиане за всех. Риму нужен один бог. Сильный бог. Придешь к дакам, к остальным, к нам придешь — принесешь им не только оружие. Не только деньги, ткани, дороги, бани. Принесешь им единого бога. А сначала объяснишь это Риму ты. Ты будешь править Римом, Рим — миром. Наши имена вещие, господин мой Марк. Нас так назвали, Волдимер и Висеволд — это на нашем языке «тот, кто владеет мерой, владеет всем». Мы же одно. Мы ничем не владеем, но мы отмерим тебе, как завладеть всем. Только дай Риму одного бога.

— И зачем это Риму?

— Только силой нельзя подчинять. На силу найдется другая сила. Знаешь, какая уже сила у них? Видел одного, Симоном звали. Он волшебство творил, такие чары наводил — больных исцелял, тайны возвещал, предсказывал. Я еще когда его увидел, понял, какая великая сила у них, христиан.

Не знал я, что есть сильнее даков, пока не пришли римляне. Не знаю, что есть сильнее римлян, — а вдруг придут однажды?

Что им скажешь? Скажешь: есть такая сила, которая по всей земле одна. Есть такой царь, который не умирает. Есть такой закон, который дан с неба. И будешь его именем править. Всеми, вечно.

— А послушают ли они? — усмехнулся Филолог.

— Приди с легионами — послушают. Только легионы не навсегда. Нужно дать побежденным, во что верить. На что надеяться.

— И кого любить? — попробовал уточнить Марк.

— Сами полюбят, — ответил тот уверенно, — порядок полюбят. Надежность. Уверенность. Полюбят тебя. Пройди обряд, мой господин.

— Вот это да-а-а, — Марк только руками развел, — я не знал, что в таком варварской голове скрываются такие необычные мысли. Иди, Дак. Иди, я подумаю. И помни: говорить со свободными римлянами в мое отсутствие ты можешь только по моему поручению или дозволению. И в следующий раз тебе это объяснит плеть.

— Да, господин.

Раб развернулся, пошел скорым, и даже со спины было видно, радостным шагом. Он выговорился. Он еще не знал, убедил ли он Марка, но он хотя бы попытался.

— А все же думаю, дело в девчонке, — улыбнулся Филолог, — ведь она и вправду хороша.

— Девчонка, кстати, сказала, что кольцо украл ты, — ответил Марк.

— Глупа, как месячный козленок. Но и мила настолько же.

Ни одна черта не дрогнула в лице Филолога — Марк смотрел внимательно. Ни тени смущения, ни малейшей попытки оправдаться. Нет, видимо, это все же не он. А и как было проверить иначе?