Книга Попробуй... запрети мне!, страница 53 – Ирина Давыдова

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

― Что вы здесь делаете?

Я обернулась, заметив у входа в палату одну из акушерок.

― Ваша палата кажется в другом крыле.

― Почему все игнорируют малыша? Он же плачет. Где его мать?

Вера, кажется, так зовут акушерку, она выдохнула и подойдя ко мне, хотела забрать ребенка.

― Леся, послушайте, не надо брать малыша на руки. Он отказничок. Не приучайте его.

― От… ― я запнулась и попыталась сглотнуть образовавшийся ком в горле, ― его бросили?

Вера кивнула и снова протянула руки к ребенку.

Я не позволила ей забрать его.

― Как давно?

― Сразу же при рождении. Месяц назад. Девочку буквально вчера перенесли в обычную палату.

― Она отправится…

― Да, в дом малютки. У девочки врожденный порок сердца. Матери такая «радость» была не нужна.

― Она будет жить?

― Будет. Тем более с современной медициной. Только вот денег понадобится не мало. Но кто будет возиться с брошенным ребенком? И уж тем более проводить операции. Вы сами понимаете.

Я стояла смотрела в глаза малышке и ощущала дикую боль в душе. Как же мать могла так поступить с ней? Она предала свою кровиночку и оставила погибать в одиночестве. К слову, какая из нее мать? Так, инкубатор. Если не хуже.

― Леся, положите ребенка и ступайте к своим девочкам.

Я кивнула, глотая слезы, и сцепив зубы, положила малышку обратно в кроватку. Девочка, поняв, что ее больше никто не согревает, тут же скривилась и громко заплакала. А я, не сдержавшись, пулей вылетела из палаты, и прикрыв лицо руками, горько разрыдалась.

Какая же несправедливая сука судьба.

У меня случилась истерика и к моему огромному сожалению пропало молоко.

Миша был зол на меня, и впервые со дня новости о беременности накричал.

Я лежала в палате и немигающим взглядом смотрела в окно. Мало того что мне было ужасно жалко ту крошку, так еще и Миша со своими наездами.

― И так, я слушаю тебя внимательно, ― произнес Жданов, схватив стул и присев около моей кровати, ― почему ты плачешь, если знаешь, что тебе нельзя нервничать?

― Я не буду ничего говорить, пока ты на меня орешь.

― А я должен радоваться, что у тебя молоко пропало? Или может погладить тебя по головке? Ты чем думала?

― До свидания! ― рявкнула я, и отвернулась к окну, обижаясь на Мишу за то, что он на меня кричит.

― Леся, повернись ко мне, я с тобой разговариваю.

― Проси прощения.

― Что?

― Что слышал. Я мать твоих детей, а ты смеешь на меня орать. Я не потерплю такого отношения к себе. Малышки не должны расти в страхе и тем более, видеть, как отец унижает их мать.

За спиной послышался тяжелый вздох.

― Лесь, я не унижаю тебя.

― Отстань. Хам, грубиян и нахал.

― Лееесь.

― Иди к своим друзьям, пивка попей, а я тут сама справлюсь. Подумаешь, поддержу себя и пожелаю.

― Ну охрененно, поздравляю! Тебе удалось сделать так, чтобы я чувствовал себя виноватым.

Я коварно улыбнулась, и тихо вздохнула.

― А че тут чувствовать? Это ты на меня орешь. Вместо того, чтобы обнять и поцемать.

― Леся.

― Что, Федот?

― Прекрати.

― Уйди противный. Сама себя обниму.

В следующую секунду почувствовала, как прогнулась кровать, и тут же меня утащили в крепкие мужские объятия. Ммм… как же мне этого хотелось.

Я знала, что я идиотка. То, чего так боялась, увы, свершилось. Я без молока и чувствую себя полной дурой.

Не сдержавшись, в ответ обняла Мишу и прикрыла глаза. Стало немного легче.

― Лесочка, ты меня до инфаркта доведешь.

― Прости меня. Я знаю, что поступила глупо. Мне нужно было думать о малышках, а я…

― Расскажешь, что случилось? ― оборвал он меня на полуслове.

Я отодвинулась немного и заглянула Мише в глаза.

Медленно покачала головой прикусив губу.

― А по попе?

― Я лучше покажу тебе, ладно?

― Ладно. Нужно идти?

― Да. Это в другом крыле.

Миша помог мне подняться с кровати. Я обула тапочки, и заручившись поддержкой любимого, вышла из палаты. Миша взял меня под руку, и я повела его в другое крыло. Нервничала, но облегченно выдохнула, когда услышала за необходимой дверью тишину. Заглянула в палату через стекло и убедившись, что малышка спит в кроватке, тихо открыла дверь.

Мы вместе подошли к ребенку.

― Она очень сильно плакала. А когда я взяла ее на руки, она тут же успокоилась, словно почувствовала тепло.

― Ты уверена, что здесь можно находиться?

Я в ответ пожала плечами.

― Когда я вернула ее в кроватку, она снова заплакала.

― Лесь, у девочки есть мама и мы вряд ли должны здесь находиться.

― Миш, у нее врожденный порок сердца, ― я почувствовала, как он напрягся, и крепче сжал руку на моем локте. К горлу снова подступили слезы.

― Она же будет жить?

Я повернулась к нему, и положив ладони на его грудь, произнесла глотая слезы:

― Будет. Если мы ее заберем.

― Лесь, послушай.

― Она отказник, Миш. Понимаешь, о чем я?

― Она погибнет?

― С большой вероятностью. Вряд ли государство обеспечит ей лечение и операции.

Я не сдержалась и заплакала. По щекам покатились слезы, а Миша вдруг резко прижал меня к своей груди, позволив выплакаться и выпустить на волю свои эмоции. Я знала, я понимала, что не должна здесь находиться, но не могла. Мне казалось, если я брошу девочку, то совершу самую огромную ошибку в своей жизни.