Книга Мафиози и его Одержимость. Часть 2, страница 36 – Джеймс Лайла

Я ненавижу себя.

— Мне нужен он. Алкоголь. Отдай… Это… Моё! — теперь я закричала. Мое тело начинало гореть. Мне вдруг стало слишком жарко, душно, тяжело дышать, больно. По моей коже побежали мурашки, и я задрожала. Все болело. Наклонившись вперед, я нащупала пальцами лицо Николая и безжалостно поцарапала его. Гнев пробежал по моему телу, побуждая меня причинить боль своей жертве.

— Какого хрена? — он зарычал, когда я была уверена, что пролила кровь. Но мое зрение было туманным, и мир вокруг меня потемнел. Я падала…падала…беспомощная…

Николай попытался подавить мое движение, и я упала ему на колени. Пустая бутылка грохнулась на пол, и моя макушка ударилась о его подбородок. Раздалась пульсирующая боль, и я услышала, как он зашипел.

— Черт. Ты теряешь голову, Мэдди, — сказал он таким холодным голосом. Пустым. Ему не повредит когда — нибудь проявить какие-то эмоции?

Я рассмеялась бессмысленно, странный, пустой смех вырвался из моей груди.

— Ну и мудак же ты, Николай. Я хотела просто выпить. Посмотри, что ты заставил меня сделать, — спросила я, поднимая голову и глядя на него затуманенным зрением. Я прищурилась и вдруг поймала себя на том, что хихикаю.

Его лицо покрывали красные царапины. Мои ногти действительно оставили на нем следы, прежде чем он остановил меня. — Смотри. Я добавила тебе новые. Они прекрасно сочетаются с твоими шрамами.

Я почувствовала, как он вздрогнул, а потом почувствовала себя сукой. Я действительно была сукой. Долбанутая сучка, которая кайфует от того, что причиняет боль другим.

Я открыла рот, чтобы извиниться, потому что на самом деле не имела в виду то, что сказала раньше. Но я не могла…

Так что вместо этого я оставила себе трофей суки.

Моргая, я изо всех сил старалась сосредоточиться на лице Николая. Он выглядел угрожающе, разъяренно, и его губы были искривлены, смотрел он с отвращением на мое поведение.

Хорошо. Ненавидь меня. Ненавидь меня так же, как я ненавижу себя.

Я подняла руки и обхватила его лицо ладонями. — Алкоголь помогает мне забыть…

Я что, невнятно говорю? Мой язык вертелся во рту, когда я пыталась говорить.

— Алкоголизм не решит твоих гребаных проблем, — ответил он.

Я зажала ему рот ладонью. — Тсс. Перестань проповедовать. Позволь мне говорить самой.

Николай молчал, но хмурился. Я перебралась на его колени, осторожно покачивая бедрами. Его глаза расширились, наконец-то поняв, к чему я клоню. Он схватил меня за бедра, останавливая мои движения. Раньше он был зол…теперь он был в ярости.

Я зажала ему рот рукой и наклонилась вперед. — Ты забрал алкоголь у меня. Как же я теперь забуду?

Я услышала хихиканье, а потом поняла, что это я. Мне пришлось несколько раз моргнуть, ожидая, когда комната перестанет кружиться.

Мои бедра снова попытались двигаться, терлись о его колени. — Ты собираешься заставить меня забыть, а?

Николай укусил меня за ладонь, и я зашипела, отдергивая руку. — Какого хрена, Мэдди? — прорычал он мне в лицо.

— Что? — спросила я, притворяясь невинной. Снова наклонившись вперед, я приблизила наши губы. — Поцелуй меня. Трахни меня. Пусть это пройдет. Я заставлю тебя тоже забыть…о ней…мы забудем все наши проблемы.

Я действительно была сукой. Глупая, глупая девчонка…

Я хотела, чтобы мне было меньше больно… но мне всегда казалось, что я причиняю себе больше боли.

Когда мои губы коснулись его, он яростно оттолкнул меня. Мир закружился, мое тело откинулось назад, и я начала падать.

Ему было все равно. Он меня не поймал.

Вместо этого он позволил мне упасть и встал, отстранившись от моего обмякшего тела.

— Тебе нужно поспать. Сейчас. Я не позволю тебе совершить эту ошибку и никогда не прикоснусь к тебе, Мэдди. Это понятно? Ложись спать, а когда проснешься, подумай о том, что ты собиралась сделать.

Я всхлипнула, мое тело болело, а голова раскалывалась. Каждый дюйм моего тела пульсировал от боли, и я закрыла глаза, свернувшись калачиком.

Николай издал разочарованный звук, застрявший в горле. Я почувствовала, как он снова подошел ближе, а потом меня подняли его руки, как невесту. Я закрыла глаза, чувствуя стыд. И мир, казалось, все еще вращался, хотя мои глаза были закрыты, и все, что я видела, было темнотой. Как такое вообще возможно?

— Тебе нужно взять себя в руки, девочка, — пробормотал Николай себе под нос. — Это нездорово. Это только причиняет тебе еще большую боль. И я ненавижу видеть тебя в таком состоянии.

Я подавила рыдание. Это был первый раз, когда он сказал мне что-то настолько приятное.

Может быть, я и впрямь была жалкой, если Николай Иваншов проявлял сочувствие.

Он продолжал идти, а я молчала. С каждым вздохом я сдерживала раненый крик, пытаясь освободиться.

Почему…почему так больно?

Наконец мы остановились, и он положил меня на кровать. Я почувствовала прохладный матрас под своим телом и свернулась в клубок, отказываясь открыть глаза и признать ужасную ошибку, которую собиралась совершить.

Я почувствовала руку на своем лбу. — Спи, Мэдди. Мы не будем говорить о том, что произошло сегодня вечером. Никогда. Но завтра — новый день. И тебе нужно убрать алкоголь. Пожалуйста. Ради твоего же блага.

Мой подбородок дрожал, и горячие слезы жгли глаза. — Ты должна позволить себе исцелиться, — прошептал он, прежде чем убрать руку.

Я слышала, как затихают его шаги, пока он не исчез.

Я молча позволила слезам пролиться. Я рыдала, открывая раны своей души. Слезы пропитали мои подушки, и по мере того, как тикали секунды, я тоже начала исчезать…

Медленно… и медленно.

… пока темнота не стала всем, что я видела и чувствовала.

В следующий раз, когда я проснулась, я почувствовала рядом с собой теплое тело, прижимающее меня к себе.

Я сразу поняла, кто это, и чувство чистой ненависти вернулось. Я моргнула и открыла глаза, не обращая внимания на сильную пульсирующую боль в голове.

Повернувшись на бок, мое тело запротестовало, мышцы болели от слишком долгого сна в странной позе, но я заставила себя посмотреть ему в лицо.

Его темные глаза были открыты и он смотрел прямо мне в душу.

— Что ты тут делаешь? — рявкнула я, отталкивая его, но была слишком слаба, чтобы сдвинуть его каменные мускулы. Он даже не дрогнул.

Феникс.

Моя первая любовь.

Мое первое разбитое сердце.

И мое самое большое мучение.

Он открыл рот, чтобы заговорить, и я боролась с желанием ударить его… поцеловать его.