Книга Стильная жизнь, страница 37 – Анна Берсенева

«На втором этаже, она сказала? – попыталась вспомнить Аля. – На втором этаже направо, точно!»

Она сбежала по лестнице вниз и позвонила в квартиру справа от лифта.

– Кто там? – раздалось за дверью. – Ты, Люся?

– Это не Люся, – громко сказала Аля. – Это Аля… Александра. Бася Львовна, вы со мной однажды разговаривали на лестнице, я к Илье Святых приходила, вы не помните, наверное…

Дверь тут же открылась.

– Почему же не помню? – Бася Львовна стояла на пороге и внимательно вглядывалась в Алино лицо в лестничном полумраке. – Я всех помню, с кем разговаривала. Проходите, пожалуйста. А я думала, это Люська с третьего этажа, – говорила она, идя впереди Али по коридору. – Она, паразитка, утятницу у меня брала, так я думала – принесла. Дождешься, как же! Завтра сама пойду заберу. До чего девка бесстыжая!

Квартира у Баси Львовны была такая же, как у Ильи – вернее, таких же размеров, с таким же длинным коридором и просторной кухней. Но вся она была заставлена таким количеством разнообразных предметов, что просто невозможно было представить: на что же употребляются все эти бесчисленные вещи и вещички?

– Мишенька, старый дурень, пошел на свой совет ветеранов, – сообщила Бася Львовна, когда, поддавшись на ее уговоры, Аля прошла все-таки на кухню. – Думает, он там большая шишка. Вот когда будут давать подарки ко Дню Победы, он тогда посмотрит, кому дадут часы, а кому цветочки и фигу с маслом.

Слова этой женщины оказывали на Алю просто поразительное действие! Может быть, даже не сами слова, а интонации или что-то еще, что и в интонации не умещается… Так было в их первую встречу, когда Аля в отчаянии сидела на ступеньках, так было и сегодня, когда, присев на венский стул, к сиденью которого веревочками была привязана вышитая подушечка, она слушала словоохотливую соседку.

Сегодня на Басе Львовне было серое шелковое платье в черный горошек, и причесана она была так тщательно, как будто собиралась в театр.

– Извините, что я вас побеспокоила, – сказала Аля, непонятно чему улыбаясь. – Вы не знаете, Илья еще не приехал?

– Почему не знаю – знаю, – тут же ответила Бася Львовна. – Не приехал, но вот-вот явится. Вчера Анна Аркадьевна заезжала за чем-то, она и сказала. Вы Анну Аркадьевну знаете? – словно мимоходом, поинтересовалась она.

– Да… в фильмах видела, – ответила Аля. – Я только хотела вас попросить… Когда он вернется, вы ведь его, наверное, сразу увидите?

– А как же! – подтвердила Бася Львовна. – Илюшка вежливый такой, всегда поздоровается, если на лестнице встретит. Да и забегает иногда – когда боится, что Моську не успеет вечером выгулять. А мне что, разве мне трудно с собачкой погулять? Или Мишеньку пошлю, у него все равно гвоздь в жопе, так пускай хоть с пользой бегает!

Аля не выдержала и прыснула, услышав последние слова. Она уже догадалась, что подобные фразочки – особенно о Мишеньке – Бася Львовна произносит явно в расчете на публику и вместе с тем удивительно естественно, как дышит.

«Вот это актриса!» – подумала Аля, а вслух сказала:

– Я хотела записку ему оставить. Вы сможете передать, Бася Львовна?

– Да господи! – махнула рукой та. – Оставляйте, какие дела. Извините, а вы случайно не еврейка? – поинтересовалась она.

– Нет, – удивленно ответила Аля.

– Может, бабушка или дедушка? – не отставала Бася Львовна.

– Да нет же, – улыбнулась Аля. – Меня об этом даже не спрашивали никогда!

– Вы стесняетесь, – убежденно сказала Бася. – А я вам скажу, совершенно нечего стесняться. Конечно, раньше это старались не афишировать, но теперь же совсем другое дело! Между нами говоря, много различных льгот. Мы с Мишенькой получаем гуманитарную помощь от еврейского общества, к хануке давали хорошую говяжью тушенку и конфеты. Вы знаете, что такое ханука? Вижу, что не знаете, очень даже напрасно. А если б мы хотели, – она понизила голос, – мы бы давно могли жить в Израиле, и Мишенька как ветеран получал бы там такую пенсию, что будь здоров! Но мне это надо – жить с его сыночком и этой паскудой? Она же до сих пор считает, что Мишенька меня осчастливил, прописал в Москве! – Изливая на Алю всю эту лавину сведений, Бася наливала воду в чайник. – Хотела бы я посмотреть, в какой Москве он сейчас жил бы, если б не я! Жулебино он имел бы, а не Москву. Когда сносили наш дом, сколько я обивала пороги? Меня знал весь Моссовет, председатель меня слушал, вот как вы сейчас. И разве можно сравнить эту квартиру с той конурой, которую ему оставил сыночек? Так что вы зря стесняетесь, что вы еврейка, – заключила она.

– Да я и правда – ни сном ни духом! – рассмеялась Аля. – С чего вы взяли, Бася Львовна?

– У вас еврейские глаза, – объяснила та. – Большие, черные и еще такой, знаете ли, элемент, что сразу понятно.

– Не знаю, – пожала плечами Аля. – У мамы точно такие же, только серые. А у папы маленькие, но черные. Так что у меня просто серединка на половинку.

По лицу Баси было видно, что она не поверила ни одному Алиному слову.

– Очень жалко, – сказала она. – А я Илюшке всегда говорю: женись, детка, на еврейке, тогда ты будешь знать, что у тебя есть жена, а у твоих детей – мать! Вот мой старший женился на русской – и какое он имеет счастье? Куда же вы встаете? – удивилась она. – Сейчас чай вскипит, я заварю свежий.

– Спасибо, Бася Львовна, – улыбнулась Аля. – Так передадите записку?

– Это вы не беспокойтесь. – Она опустила записку в карман. – Когда он приедет, я сразу буду знать. А вам, извините, сколько лет?

– Девятнадцать.

– Малое дитя, – кивнула Бася. – А мама знает, куда вы ходите ночевать?

– Ну, я не так часто хожу сюда ночевать, – слегка покраснев, сказала Аля.

– Это дело молодое, – не стала спорить Бася Львовна.

По ее лицу невозможно было понять, как же она все-таки относится к тому, что девятнадцатилетняя девушка ночует у взрослого мужчины. Впрочем, это было Але безразлично. Поблагодарив, она пробралась по заставленному коридору и вышла из квартиры.

Атмосфера дома установилась какая-то похоронная, и Аля винила в этом только себя.

Родители почти не разговаривали ни с ней, ни друг с другом. Даже разгоравшиеся после телевизионных «Новостей» родительские споры о политике, над которыми Аля посмеивалась втихомолку, – тоже прекратились.

Она видела, что отец с тревогой посматривает на нее – наверное, не понимая, почему ее так бурно начавшийся роман не имеет продолжения. Да и мама, несмотря на попытки казаться неприступной, явно переживала. Она даже похудела немного, темные тени появились под глазами.

В тот вечер, когда она отнесла записку, Аля долго не могла уснуть. Известие о том, что Илья вот-вот вернется, растревожило ее. Бася Львовна наверняка передаст записку – значит, он сможет позвонить, как только приедет. Если захочет…