Книга Ответный темперамент, страница 44 – Анна Берсенева

Нынешняя зима в Москве тоже наступила поздно, зато выдалась не суровой даже, а просто лютой. Татьяна Дмитриевна волновалась: как там выживает без нее тавельцевский дом? Морозы стояли такие, что даже в городе повсюду раздавался треск – деревья выстреливали замерзающими соками.

Но жить сейчас в Тавельцеве она не могла. Не из-за морозов, а потому, что Оля лежала в больнице с воспалением легких и ее надо было выхаживать, то есть готовить для нее еду, которая, в отличие от больничной, давала бы силы для выздоровления.

Иногда, если не был занят на работе, еду отвозил в больницу Андрей, но чаще это делала Нинка. Она взялась за это с таким пылом, как будто простая, понятная, внешняя забота о маме могла вылечить ее саму от заботы непонятной, внутренней, непростой.

Да и не как будто – так оно в действительности и было. Татьяна Дмитриевна по себе знала, что только так оно и бывает.

Сегодня Нинка прибежала из университета рано, куриный бульон не успел еще свариться. И теперь она сидела в кухне, не снимая сапог, и ждала, когда бабушка выключит газ под кастрюлькой. На ее лице было написано нетерпение, и от нетерпения же она постукивала каблуком по полу.

– Не ерзай, – сказала Татьяна Дмитриевна. – И не топай. От этого бульон скорее не сварится. И вообще, тебе полезно подождать, – добавила она. – Терпение воспитается.

– Подумаешь! – фыркнула Нинка. Но вдруг ее лицо приобрело то выражение серьезности и печали, которое никогда прежде не было ей свойственно. – А зачем оно мне нужно, ба? – спросила она.

– Оно всем нужно, – усмехнулась Татьяна Дмитриевна. – Не именно тебе, а всем. Ты просто не исключение из общего правила.

– Ну пусть всем, неважно. – Печаль морщила Нинкин лоб, стояла в ее глазах, наполняя их доверху, как маленькие темные водоемы. – Главное – зачем?

– Затем, что без терпения ты никогда ничего не добьешься. Думаешь, жизнь все тебе будет преподносить в виде подарков, притом мгновенных?

– Я думаю, жизнь ничего не будет мне преподносить. Ни в каком виде. – В Нинкином голосе прозвучала невеселая, но твердая уверенность. – Сама смотри, ба, – с рассудительной важностью объяснила она. – Призвания у меня никакого – ну, типа там, дело, которому ты служишь, и все такое в вашем духе. Нету этого ничего, и никогда не было, и в будущем вряд ли появится – с чего бы вдруг? Замуж я не выйду.

– Почему это?

Нинкина рассудительность выглядела так наивно, что Татьяне Дмитриевне стоило усилий не рассмеяться.

– Потому что просто так – ну, по любви – на мне никакой дурак не женится. Талантами тоже никого не привлеку по причине их отсутствия. Внешность – сама видишь… Короче, бесперспективняк.

– Как-как? – заинтересовалась Татьяна Дмитриевна. – Бесперспективняк? Прелестно! Надо будет Анеле сказать, пусть введет в учебную программу.

Подруга Анеля преподавала сценическую речь в Щукинском училище, и новое словечко могло оказаться ей полезным для тренировки дикции у студентов.

– Пусть введет, – вздохнула Нинка. – Много кому пригодится.

– А ты не вздыхай над своей горькой судьбою, – невозмутимо посоветовала Татьяна Дмитриевна. – Ничего страшного я в ней не нахожу.

– Страшного, может, и ничего. Живут же как-то люди… и так. Но тоска же, ба!

– И тоски никакой нет, – отрезала Татьяна Дмитриевна. – Если ты думаешь, что мужчине нужна от женщины смазливая мордашка, то глубоко заблуждаешься. Во всяком случае, такому мужчине, с которым имеет смысл связать жизнь.

– Таких мужчин нет! – заявила Нинка.

– Ах, как пафосно! И много ты видела мужчин? Бросилась в объятия первому же ничтожеству, которое посмотрело в твою сторону, и уверена теперь, что обладаешь большим опытом в этой области.

Может, это и звучало безжалостно по отношению к внучке, но Татьяна Дмитриевна была уверена, что с Нинкой сейчас церемониться ни к чему. Не то так и будет оплакивать свою участь до морковкина заговенья.

Нинка шмыгнула носом и насупилась. Но сразу вслед за обидой и перебивая ее в глазах у нее вспыхнул интерес.

– Бабушка… – проговорила она. – А что им нужно, а? Мужчинам.

– Это не вполне определимо словами.

– А все-таки? – настаивала Нинка. – Если не вообще, то хотя бы от меня? Ну, кроме секса. Хоть что-нибудь во мне такое есть, что бы им было нужно?

– Конечно.

– Ба, от тебя с ума можно сойти! Ну что, что?!

– В тебе есть жизнерадостность. Мало сказать есть – ты вся состоишь из ее вещества. А мужчины это сразу чувствуют в женщинах, потому что сами по себе, изнутри себя, вырабатывать это вещество не умеют. И притягиваются к таким женщинам, как к сильным магнитам.

– Красиво излагаешь! – хмыкнула Нинка. И разочарованно добавила: – Подумаешь, жизнерадостность… Что-то я не заметила, чтоб ко мне из-за нее кто-нибудь притянулся.

– Ты и не могла заметить, потому что мужчин еще в своей жизни не встречала. А вот когда встретишь, неплохо бы тебе иметь в виду то, что я сказала. И, кстати, неплохо бы сбросить килограммов десять. Для этого требуется не такое уж великое усилие: не лопать булки с маслом и регулярно ходить в спортивный клуб.

– Вот всегда ты так! – рассердилась Нинка. – Как будто в этом дело!

– В этом, дорогая, в этом. А для тебя и почти только в этом. Похудеешь – станешь достаточно хорошенькой, чтобы привлекать мужские взгляды.

– Может, и все равно не стану!

– Станешь, станешь. В восемнадцать лет кто не хорошенький? Сначала станешь, а потом начнешь разбираться, на какие из этих взглядов стоит отвечать.

– Ни на какие не буду! – фыркнула Нинка. – Не очень-то нужны. Вообще, ба, сейчас все уже не так. Нет, ну правда, вы как-то по-другому в ваше время жили. Вы же идейные были.

– Идейные? – усмехнулась Татьяна Дмитриевна. – И что это значит, по-твоему?

– Ну-у… Наверное, в коммунизм верили.

– И поэтому как-то иначе влюблялись?

– Ой, ба, да откуда я знаю! Во всяком случае, ты совсем не такая, как я. Что хорошо, что плохо, ты точно знаешь. А я вот вообще не знаю. И даже мама не очень-то знает, мне кажется.

– Что хорошо, что плохо? – задумчиво повторила Татьяна Дмитриевна. – Да, это я знаю, ты права. Только коммунизм здесь ни при чем.

– А что при чем? – с интересом спросила Нинка.

– Война.

– Война? – удивилась та.

– Да. Она застала нас в юности, и мы потом всю жизнь помнили ее мерки. Что хорошо, что плохо, чего надо бояться, а что страхов не стоит… Да. Война. – Татьяна Дмитриевна тряхнула головой. Ей не хотелось сейчас тех видений, которые обступали ее сразу же, как только вставало в памяти это слово. – Бульон готов, – сказала она и выключила газ. – Дай термос, я перелью. А ты пока одевайся.