
Онлайн книга «Игры сердца»
Голос был знакомый. Нелька подняла глаза на человека, который поневоле держал ее в объятиях – не как ледышку, а скорее как безвольно обвисшую тряпичную игрушку. – Ой… – уже чуть более внятно повторила она. – Это ты? – А кто же? – весело сказал он. – Несомненно, я. Никто другой. – Да… Дани-ил… – пробормотала Нелька. На этом язык у нее примерз к губам окончательно. – Ну? – с интересом спросил он. – Чего молчишь? Отчество забыла? Можно без отчества. Можно просто Даня и даже на «ты». – Тут он вгляделся в ее лицо, и интерес в его голосе сменился тревогой. – Неля, ты что? – с этой вот отчетливой тревогой спросил он. – Ты живая? Нелька лишь кивнула в ответ. Для того чтобы выговорить хоть слово, ей, пожалуй, понадобилось бы предварительно окунуть голову в ведро горячей воды. – Ну-ка пойдем, – сказал он. И, схватив ее за руку, не просто пошел, а, Нельке показалось, полетел по аллее. Ее он тащил за собой в самом деле как тряпичную, но при такой бесцеремонной транспортировке умудрялся поддерживать так, чтобы она не падала и даже не спотыкалась. Они пронеслись по бульвару, обогнули памятник Грибоедову, выбежали на площадь Кировских Ворот и, стремительно через нее перейдя, влетели в подъезд массивного дома на улице Кирова, неподалеку от чайного домика. Как поднялись по лестнице, на какой этаж – этого Нелька не запомнила. Быстрый бег немного согрел ее, она словно бы оттаивать начала, и, наверное, из-за этого, как талая вода, собрались у нее в груди слезы. Пока Даня открывал дверь, обитую облезлым дерматином, слезы поднялись уже к горлу, а когда он, все так же бесцеремонно подтолкнув, впустил Нельку в темную прихожую, они заполнили ее нос, защипали в переносице, потом под веками – и хлынули наконец как из ручья! – Нель, что случилось? – повторил он. – Что с тобой, а? Он включил свет и попытался заглянуть ей в лицо. – Ни… ничего… – всхлипнула она, закрывая лицо руками. И ляпнула первое, что в голову пришло: – Я… халвы хотела купить, а магазин… закры-ыт! И тут она залилась слезами так, что в мгновенье ока от них стали мокрыми и пальцы, и ладони, прижатые к лицу. – Что-о?… – В Данином голосе послышалось невероятное изумление. – Чего ты хотела? – Хал… в-вы… – всхлипывая, повторила Нелька. – А маг-гази-ин… Она махнула рукой и зарыдала уже в голос. – Да… – проговорил Даня. – Тяжелый случай! Ну ладно, порыдай пока, я сейчас приду. С этими словами он снова открыл дверь и вышел на лестницу. Нелька села на обувную тумбочку и со всей самоотдачей, на какую была способна, последовала Даниному совету: стала рыдать. «Я его люблю… – билось у нее в голове. – А он… А он, значит, думает, что я просто… Я ему, значит, только для того и нужна, чтобы со мной спать… Олег меня, значит, ни капельки не любит!» Мысли были такими же бессвязными, как всхлипы, и точно так же, как всхлипы, не приносили облегчения. – Порыдала? – услышала она. – Ну, хватит. Вот твоя халва, успокойся. Нелька подняла голову. Даня стоял в открытых на лестницу дверях. В руках у него был сверток из промасленной коричневой бумаги. И сверток этот благоухал так, что запах чувствовался даже сквозь слезы и сопли, которыми был заполнен Нелькин нос. – Это халва? – спросила она. – А ты что хотела? Хозяйственное мыло? – Я ничего… Она хотела сказать, что ляпнула про халву просто так, чтобы хоть что-то сказать, потому что ей горько и плохо и ничего не хочется… И вдруг поняла, что горечь ее куда-то исчезла. То ли от запаха этого халвичьего прекрасного, то ли от насмешливого вопроса про мыло… – Спасибо… – глядя в Данины смеющиеся глаза, пробормотала Нелька. И с сильнейшим удивлением почувствовала, что губы ее совершают какое-то движение и что это движение – самая обыкновенная улыбка. – Ну, ешь. Он присел на корточки и развернул бумагу прямо у Нельки на коленях. И к такому же своему удивлению, она немедленно взяла кусок халвы – какая-то необычная это была халва, не серо-коричневая, а светло-желтая – и засунула в рот. – А ты? – спросила Нелька, жуя и одновременно облизывая липкие пальцы. – Да я халву терпеть не могу. Даже не понимаю, как ее можно прожевать. Приторная, в зубах вязнет… Ну, ешь давай. А я хоть чаю пока тебе согрею, а то аж скулы сводит, на халву твою глядя. Он поднялся и ушел из прихожей в глубь квартиры, на ходу снимая куртку. Квартира была маленькая – было слышно, как он чиркает спичкой в кухне. От этого звука Нельке почему-то стало совсем хорошо, еще даже лучше, чем от сладкого вкуса халвы. Или от чего-то другого ей стало хорошо и легко? «Да какая разница!» – подумала она почти весело. Она опять завернула халву в бумагу, сняла сапоги, встала с обувной тумбочки, повесила пальто на вешалку. Чайник в кухне уже шумел, закипая, и надо было в самом деле выпить чаю, согреться, прежде чем идти… А куда ей идти? Думать об этом не хотелось, и она не стала об этом думать, а пошла на веселый чайниковый шум. – Очень вкусная халва, – сказала Нелька, входя в кухню. – Спасибо, Даня. А где ты ее взял? Магазин же закрыт. – Ну и что? – пожал он плечами. – У грузчиков заднее крыльцо всегда открыто. – Как у таксистов? – улыбнулась Нелька. И тут же вспомнила, как шла с Олегом за водкой по темной улице, как радостно билось ее сердце от того, что он был рядом, такой большой и надежный, и как чувствовала она его любовь, вот прямо в каждом шаге чувствовала. В каждом его шаге была тогда любовь, точно была… – Что опять такое? – спросил Даня. – Халва не понравилась? – Понравилась. – Нелька тряхнула головой. Еще не хватало снова разреветься! – Она кунжутная, да? – Понятия не имею. Садись, сейчас будем чай заваривать. Он сказал это так, словно им предстояло какое-то необыкновенное действо. Нелька хотела было сказать, что чай вообще не пьет, только кофе, но Даня достал из ящика стола яркую жестяную коробочку, похожую на китайскую шкатулку, и ей стало интересно: что это за штучка такая? В коробочке лежали серо-зеленые шарики, сплетенные из травы. – Это что? – с любопытством спросила Нелька. – Чай. Китайский зеленый чай. Он интересно заваривается, сейчас сама увидишь. Даня бросил шарик в маленький фаянсовый чайник с выщербленным носиком и залил кипятком. – Три минуты подожди, – сказал он и улыбнулся. – Ты чего смеешься? – спросила Нелька. – У тебя нос от любопытства побледнел, – ответил он. – Откуда ты знаешь, что от любопытства? – удивилась она. |