Книга Любовь не для драконов, страница 37 – Оксана Недельская

Буквально за одну ночь город превратился в сказочную весёлую ярмарку – улицы украсили гирлянды разноцветных флажков и фонариков, по деревьям запорхали светящиеся магические птички, тут и там раскинулись пёстрые шатры с лакомствами на любой вкус и кошелёк.

Публику развлекали артисты всех мастей: кукловоды и менестрели, фокусники и жонглёры, гимнасты и акробаты. Но людям и этого казалось мало – они накрывали столы прямо во дворах и приглашали всех желающих присоединиться к празднеству.

Даже куцее солнышко вовсю сияло, поддерживая на свой лад весёлое настроение азвальдцев.

Два дня я много гуляла, изучая окрестности таверны и разглядывая исподтишка местных жителей – у большинства северян были очень светлые глаза, тёмные волосы и бледные, будто выцветшие лица. Пробовала разные вкусности, начиная с фирменного уличного блюда – ароматной колбаски в хрустящем тесте, – и заканчивая ягодным облаком на палочке.

Очевидно, Коган провёл с разбойничьим сообществом серьёзный инструктаж, потому что теперь обращение ко мне было подчёркнуто вежливым, причём не только в таверне, но и на улице.

Порой это выглядело ужасно смешно. Представьте высоченного бугая с мощными ручищами и кривыми ножами за поясом, когда он говорит глухим басом, будто извиняясь:

– Госпожа, вы эта, ну-у, проходите лучша тута. На дороге-то, эта, коняка ишшó ненароком затопчет.

Разумеется, не все бандиты походили на неотёсанных мужланов, встречались мужчины с относительно приличными манерами и культурной речью. Они тоже одаривали ненужными советами, но в основном лукаво улыбались и разбрасывались комплементами. К счастью, непристойных предложений в мой адрес больше не поступало.

Сатка, которую Коган отрядил мне в служанки, оказалась одной из тех самых девиц, обслуживающих посетителей таверны. Низенькая миниатюрная девушка с жидкими волосами и грустными глазами напомнила мне предательницу Миссу, но в отличие от последней, ничего не говорила, кроме «здравствуйте», «извольте» и «кушать подано».

Вернувшись на второй день после народных гуляний, я застала отвратительную сцену: у лестницы к Сатке грязно приставал мужчина. Какие-то полчаса назад этот же тип отвешивал мне витиеватые комплименты и походил на вполне нормального человека, а сейчас выглядел обычным уголовником.

Сатка вырывалась и обречённо шептала:

– Я прислуживаю госпоже, меня на три дня освободили от других обязанностей. Пожалуйста, не надо.

– Успеешь. Подождёт твоя госпожа пятнадцать минут, ничё-ё-о, не переломится.

– Отойди от неё, – я рявкнула так, что разбойник дёрнулся, как ошпаренный.

– А-а, это вы, гос-по-жа-а, – недовольно протянул он, – не смею мешать важным делам важной госпожи.

Мужчина с явной неохотой отпустил служанку и направился к барной стойке.

– Пошли, Сатка.

Я взяла её за руку и потащила наверх.

– Спасибо, госпожа, – улыбнувшись сквозь слёзы, тихо сказала девушка, – За меня ещё никто никогда не заступался. Принести вам ужин? Миха приготовила очень вкусную рыбу.

– Да, принеси ужин на две персоны и побольше сладкого.

Через несколько минут служанка вернулась с громадным подносом, нагруженным множеством блюд.

– Составь мне компанию, – улыбнулась я.

Сатка в полнейшем изумлении замотала головой. Мне даже показалось, что тонкая шея сейчас переломится от чересчур активных движений.

– Нельзя! Меня ж накажут.

– Никто тебя не накажет, не бойся. Садись и ешь.

Девушка опасливо присела на самый-самый краешек стула и уставилась на меня своими глазищами.

– Что смотришь, ешь, говорю.

Но вместо того, чтобы взять какую-нибудь вкусность с богато накрытого стола, Сатка вдруг закрыла лицо ладонями и затряслась в беззвучных рыданиях.

Я обняла её и погладила по спине.

– Успокойся, всё хорошо.

– Да, простите, – поднимая красные от слёз глаза, пробормотала девушка, – святым Онгхусом заклинаю, простите мою дерзость, госпожа. Но с тех пор, как я попала сюда, со мной ни разу не говорили по-хорошему. А сейчас… будто мама рядом.

– А как ты здесь оказалась? И когда?

– Почти три года назад.

И девушка, чуть слышно всхлипывая, рассказала грустную историю о том, как её украли из родного дома и привезли в Азвальд, а уже здесь продали в таверну Когана.

– Родители, небось, всё ещё горюют. Одна я у них была. Но если узнают, кем я стала, отвернутся, потому что теперь я грязней бродячей собаки. Мне не видать любимого мужчины, у меня никогда не будет детей, – она вдруг осеклась и нервно всплеснула руками, – Зря я вам это говорю, простите, госпожа! Всё у меня хорошо, не думайте, бывает и хуже!

А мне-то вчера показалось, что девушки вполне довольны своим положением. Н-да-а… Ключевое слово – «показалось».

– Давай поужинаем, Сатка, – никак не комментируя услышанную исповедь, попросила я.

Служанка кивнула и, дождавшись, когда я положила на тарелку всего понемножку, осторожно взяла кусочек рыбы. Она ела, как птичка, и ни взглядом, ни жестом не показала разочарования в моей «чёрствости», тем самым добавив ещё один весомый аргумент в свою пользу.

А после заката ко мне заглянул Коган.

– Я отлучусь до завтра. Через сутки пойдём, как обещал.

– Хорошо. Можно я кое о чём попрошу?

– О чём же? – нахмурился мужчина.

– Отпусти Сатку.

Раздражённый прищур стал красноречивым ответом.

– С чего бы?

– Ей здесь не место.

– За неё уплачены деньги.

Я сняла браслет и протянула «королю».

– Этого хватит?

– Более чем, – тщательно осмотрев украшение, ответил мужчина.

– Тогда дай мне, пожалуйста, два ринга сдачи.

– Этот браслет стоит очень дорого, служанка обошлась всего в полринга. Так что держи десять, – карие глаза блеснули, обнажая озлобленную всем и вся натуру, – Глупая ты. Жалеешь, кого ни попадя, и когда-нибудь поплатишься за это.

– Я уже поплатилась, и не раз, – спокойно ответила, забирая монеты и складывая их в рюкзак, – но это не значит, что нужно стать расчётливой тварью.

Коган некоторое время удивлённо разглядывал меня, а потом вдруг громко расхохотался.

– Возьми, – он ткнул в мою ладонь только что спрятанный в карман браслет, – я тоже не хочу быть расчётливой тварью и забирать последнее. Пусть девчонка катится на все четыре стороны дáром. Деньги тоже оставь. Можешь отдать Сатке, ей надолго хватит.

И под моё недоуменное молчание покинул комнату, поигрывая любимым ножиком.