Книга Желание, страница 160 – Трейси Вульфф

Неудивительно, что в своей работе он использует такую огромную печь.

– У нас есть к тебе одно предложение, – кричит Реми.

– У меня нет времени для каких-то предложений. Мне надо изготавливать камеры. – Он поворачивается и берет громадную круглую форму из штабеля, возвышающегося за его спиной, затем кладет ее на свою наковальню.

Я узнаю эту форму – я несколько дней смотрела на ее отливку в нашей камере. Это часть стены камеры, а этот малый передвигает ее, как будто она ничего не весит.

– Камеры, – произношу я одними губами, обращаясь к Хадсону, лицо которого сделалось суровым. Браслеты внутри браслетов, в которых заключены мы все? Неудивительно, что он трудится здесь как раб – ведь без него тюрьма просто перестала бы существовать… что, на мой взгляд, стало бы выигрышем для всех.

– Зачем тебе изготовлять камеры? – спрашивает Реми. – Мавика говорит, что у нас впервые за много лет есть свободные.

– Это затишье перед бурей, – отвечает кузнец и опять надвигает на глаза свою маску, открывая огромные двери печи. Оттуда вырывается такой жар, что я не понимаю, как Реми может продолжать стоять так близко от топки. Лично мне кажется, что он наполовину растопил меня, а ведь я стою футах в двадцати от топки.

– В каком смысле? – кричит Флинт, чтобы перекрыть рев огня, бушующего в печи.

– Это значит, что кто-то планирует прислать сюда кучу новых узников, – угрюмо отвечает Хадсон. И, судя по его тону, этот кто-то не кто иной, как Сайрус.

– Из Кэтмира? – спрашиваю я, чувствуя, как к моему горлу подступает тошнота.

– Откуда угодно, – отвечает Реми.

Кузнец медленно заполняет форму расплавленным металлом, затем отставляет ее в сторону и кладет на наковальню кусок раскаленного металла и начинает бить по нему молотом размером с Флинта. Он молотит и молотит по металлу своей кувалдой, производя грохот, похожий на гром – пока не образуется очень узнаваемая кривая.

Но к этому времени металл уже начинает остывать, так что он открывает дверцы печи и засовывает его обратно. Что радует меня – ведь стук его молота так громок, что я почти не могу думать.

– Вам надо идти, – говорит кузнец, взяв десятигаллонный кувшин с водой и быстро утолив жажду.

– Думаю, ты все-таки захочешь услышать то, что мы собираемся тебе сказать, – отвечает Реми.

Кузнец смотрит на нас с таким видом, будто он готов отказаться, но в конце концов садится на большой камень, при этом на его лице отражается раздражение.

– Ладно, говорите, чтобы я наконец смог вам отказать и отправить вас восвояси.

Это не самый радушный прием, который мне оказывали, но это все же лучше, чем то, что, как я думала, мы получим от него, поэтому я стараюсь сохранить оптимистичный настрой.

– Нам нужно, чтобы ты изготовил для нас ключ, – медленно говорит ему Флинт. Интересно, клюнет ли он?

К счастью, он клюет.

– Какой такой ключ?

В разговор вступает Хадсон и объясняет, что нам надо освободить Неубиваемого Зверя, который уже тысячу лет скован цепями, изготовленными им.

Но как только кузнец слышит о Неубиваемом Звере и его цепи, он качает головой.

– Я не могу этого сделать, – говорит он. – Это невозможно.

– Почему? – спрашиваю я. – Не кажется ли тебе, что просидеть на цепи тысячу лет – достаточно для кого угодно? – Я говорю это нарочно, потому что знаю, что и он сам провел в рабстве тысячу лет.

– Тысяча секунд – и то слишком долго для того, кто стал рабом, – огрызается он. – Но моей веры в это еще недостаточно для того, чтобы я мог вам помочь.

– Но это же твоих рук дело. Это ты выковал кандалы, которые носит Неубиваемый Зверь.

– Верно, а еще я раб этой тюрьмы. По большей части они не трогают меня, пока я кую стены их камер и браслеты. Мне это нравится, и я не стану рисковать той жизнью, которая у меня есть, чтобы потрафить кому-то, кто разозлил Сайруса. Кому-то, кого я даже не знаю.

Но ты его знаешь, хочу сказать я. Во многом он похож на тебя. Однако я знаю, что ему это неважно. Люди редко сострадают другим, когда сами испытывают боль.

– Если ты не хочешь сделать это ради того, кто тебе не знаком, то как насчет того, чтобы сделать это ради той, кого ты знаешь, Вендер? – спрашиваю я. – Ради той, кого ты любишь?

– Откуда вам известно мое имя? Никто здесь не знает, как меня зовут.

– Оно известно мне, потому что я знаю Фейлию, – отвечаю я. – Она хочет, чтобы ты вернулся домой, вернулся к ней.

– Ложь! – ревет он. – Зачем вы обманываете меня? Моя Фейлия далеко, отсюда до нее тысячи миль.

– Да, я знаю, она живет в секвойном лесу. Я была там несколько недель назад и говорила с ней. – Я показываю на Хадсона и Флинта – Мы трое были там.

– Я тебе не верю. Зачем вам было видеться с Фейлией? И как вам это удалось? – В его голосе звучит презрение. – Вы же сидите в тюрьме.

– Мы попали в эту тюрьму только несколько дней назад, – отвечает Флинт.

– И отчасти мы оказались здесь из-за тебя, – добавляет Хадсон. – Чтобы уговорить тебя изготовить для нас ключ и помочь нам освободить тебя отсюда, чтобы ты вернулся к Фейлии.

– Ложь! – опять ревет он и, повернувшись, сжимает Хадсона в одном из своих могучих кулаков и трясет его. – Никто никогда не сбегал из этой тюрьмы. Никто. И я заставлю вас дорого заплатить, если вы лжете мне о моей Фейлии.

– Мы не лжем! – Хадсон силится освободить свои руки из хватки великана, но я вижу, что это ему не удастся. И спешу коснуться свободной руки кузнеца.

– Честное слово, так оно и есть. Она просила меня передать тебе это. «Я по-прежнему помню».

Он разжимает кулак так быстро, что Хадсон едва успевает сгруппироваться для падения.

– Что ты сказала? – шепчет Вендер, и его глаза наполняются слезами.

– Она сказала, что ты поймешь, что это значит, – говорю я.

– Она все еще помнит то стихотворение. – Его дыхание становится неровным. – Она все еще помнит меня?

– Она любит тебя, Вендер, – отвечает Хадсон. – Она никогда не переставала любить тебя. И это заставляет ее страдать.

Великан бессильно опускается на соседний валун, его руки дрожат.

– А наши дети?

– Мы не смогли с ними поговорить, – тихо отвечаю я. – Только с Фейлией, которая убита горем от того, что ты далеко. Которая держится за обещание, которое ты ей дал – за кольцо, которое ты ей подарил.

Его глаза наполняются такой мукой, такой неприкрытой болью, что мне невыносимо на это смотреть.

Но я продолжаю:

– Ты дал ей обещание… а сама я пообещала ей, что помогу тебе выполнить его. Что я освобожу тебя и отправлю домой, к ней. – Я делаю паузу, понимая, что еще не уговорила его. – И это не просто обещание. Я будущая королева горгулий, и мое обещание – это закон. – Я замолкаю, глядя в его лицо.