Книга Конкурс красоты в женской колонии особого режима, страница 17 – Виталий Ерёмин

Вся надежда была на Фаю. Гаманец преподнес ей подарок, изъятую у спекулянтки роскошную сумочку. А потом завел разговор о том, о сем. И как бы невзначай сказал, что боится за нее. Как бы она не сломала себе жизнь. А закончил тем, что предложил брать пример с матери.

Фая к тому времени, конечно, уже догадывалась, что ее мать связывают с милиционером не только постельные отношения. И все равно была ошарашена.

Фая бросилась к матери:

– Это правда?

– А как бы я вас вырастила, доченька? – спокойно спросила Серафима.

Фая заметалась по комнате:

– Менты поганые! Ублюдки! Как я их ненавижу!

– За что ты так? Они не сделали нам ничего плохого, – так же спокойно сказала Серафима.

– Мама, ты что, совсем больная? – изумилась Фаина.

– Доченька, не спеши с выводами, ты еще плохо знаешь жизнь, – отвечала Серафима. – В преступном мире грязи больше, чем в милиции.

Фая, не веря ушам, смотрела на мать. Что она несет? Девушка еще не бывала в милиции, но знала из рассказов Консуэлы и других ребят, что подлее ментов людей нет, потому что никто, кроме них, не лишает людей самого дорогого – свободы. И никто так не унижает людей, как менты. А мать, похоже, даже не понимала, что ее всю жизнь использовали.

– Ненавижу тебя! – сказала ей Фая. – Как ты не понимаешь? Ты ж теперь мою жизнь пускаешь под откос.

Девушка предчувствовала, что Гаманец просто так от нее не отвяжется.

Так и случилось. Опер пригрозил, что, если она не согласится стать его «доверенным лицом», информация о работе ее матери на милицию дойдет до Консуэлы.

– Ты не сделаешь это! – резко сказала Фая.

– Ты меня просто вынуждаешь, – лениво проговорил Гаманец. – Консуэла уводит тебя в преступный мир. Этого не будет, я не позволю.

– Отвяжись от меня! Мне не нужна твоя забота, – вскричала Фая.

– Не могу, – тягуче отвечал Гаманец. – Это поручение начальства. Ты – дочь нашей сотрудницы. Мы просто обязаны тебе помочь.

Фая порывалась рассказать Консуэле про «наседку» мать. Но всякий раз говорила себе: ничего это не даст. Трудно было ожидать, что королева карманников все поймет, и их отношения останутся прежними. Скорее всего, Консуэла отвернется. А еще вернее, злоупотребит откровенностью подруги. Преступный мир в отношении стукачей беспощаден. В общем, как Фая ни ломала голову, выхода из положения не находила. И она махнула рукой: а будь что будет!

Отчасти это «авось» совпало с принятым в милиции решением. Гаманцу запретили жесткую вербовку. Пусть девчонка немного повзрослеет, оботрется в среде карманников, приобретет авторитет. Но намерение посадить за решетку Консуэлу оставалось в силе. Из-за ее ловких пальцев и завораживающей внешности статистика краж в городе становилась угрожающей. Гаманец должен был исхитриться и таким образом взять на кармане Консуэлу, чтобы при этом осталась в стороне ее ассистентка. Чтобы королева карманников не успела передать Фае только что украденный кошелек. Он должен был Консуэлу упрятать за решетку, а Фаину сохранить для своих оперативных нужд.

На этот раз капитану повезло. Он схватил воровку за руку и держал мертвой хваткой. Она царапала ему свободной рукой лицо и рвала ему волосы, а он все равно держал, пока не подоспели другие опера.

У карманников сроки небольшие. Консуэле дали два года. Фая писала ей письма, слала посылки и бандероли. Теперь она промышляла карманами сама. Безо всякого прикрытия. Теперь она не верила никому. Только в областном центре, где милиция знала ее в лицо, Фая воровала редко. Предпочитала ездить в другие города. Но география ее похождений стала известна.

Ее взяли с поличным. Сообщили об этом Гаманцу. Капитан приехал в изолятор временного содержания. Разыграл сочувствие, обещал помочь. Надо только подписать одну бумагу.

– Никогда в жизни! – вскричала Фая.

Это была чисто нервная реакция. Девушка была в шоке от неволи.

– Ты мне тут театр не устраивай, – процедил Гаманец. – Или подписываешь и выходишь на свободу. Или будешь париться здесь года три как минимум.

Париться Фае очень не хотелось.

– И что? – с надеждой спросила она Гаманца, – Я сейчас подпишу, а когда выпустят?

– Через час, ну через два, максимум. Как только доложу начальству.

И Фая подмахнула бумагу, где было написано, что ей присваивается псевдоним «Сафо». Но через два часа ее перевезли в следственный изолятор и посадили в одну камеру с Консуэлой. А еще через час вызвали на допрос, и Гаманец, пряча глаза, сказал, что вышла накладка. Протокол задержания, оказывается, уже оформлен. Обратно отыграть невозможно. Придется Фае посидеть до суда. А суд ее освободит. Это он гарантирует.

– Поработай пока с Консуэлой – попросил Гаманец, – это тебе зачтется.

Его интересовали нераскрытые преступления: кражи, разбойные нападения. Консуэла много чего знала.

Фая поработала на совесть. С ее помощью милиция раскрыла несколько важных «висяков». Но этот успех сыграл с ней злую шутку. В милиции посчитали, что гораздо целесообразнее использовать ее в изоляторе, а потом в колониях. Суд припаял ей два года.

Мосина выслушала приговор спокойно и без удивления. Она быстро привыкла к неволе и вранью Гаманца.

Леднев слушал со смешанным чувством. Ему жалко было эту запутавшуюся красивую женщину. Едва ли бы выпала ей такая судьба, если бы не мать с ее постоянными командировками и работой на рынке, среди барыг и карманников. Михаил готов был хоть чем-то ей помочь. Но даже не представлял, каким образом он может это сделать.

– Тебя держит на крючке не один Гаманец. Я правильно понимаю?

Мосина кивнула. И рассказала, как попала первый раз в колонию. На другой день ее вызвал местный кум и сходу начал интересоваться, в чем она нуждается. Ее здесь уже ждали.

А потом, когда освободилась через год по досрочке, а Гаманец в это время был в какой-то командировке, ее тут же навестил другой опер и напомнил, что она – соратница.

– Я хочу, чтобы вы обо мне написали. Может, после этого от меня и от мамы отстанут, – сказала Фая.

– Тебя привлекут за разглашение, – сказал Леднев.

– Пусть привлекают, – равнодушно отозвалась Фая. – Мне уже все равно. Я устала. Я ведь вам еще не все рассказала.

Мосина понимала, что она получит моральное право порвать с милицией только в одном случае. Если прекратит воровать. А она хотела начать жизнь заново.

– Зона, как радиация, убивает в человеке все живое.

Освобождаясь после отбытия предыдущего срока, Фая купила в колонии швейную машину с оверлоком. Шила платья и продавала их на рынке. Радовалась каждому трудовому рублю. В милиции знали, что Мосина завязала. И все же настаивали, чтобы она поставляла информацию.