Книга Певчая, страница 36 – Эми Батлер Гринфилд

— Слушай. Думаю, нам пора подняться на чердак.

Для этого нужно было преодолеть шесть этажей.

— Так высоко?

— Да. Большая часть пути скрыта, вряд ли мы кого-то встретим. Но помни: всегда держись тени. И не позволяй нервам овладеть тобой.

Но мы встретили по пути худую служанку, несущую ведро с углем по лестнице. Но мы услышали скрип ведра, света было мало, так что мы легко скрылись от нее.

Мы забирались по оставшимся ступенькам в абсолютной тишине, Нат, как обычно, держался в стороне. И лицо его было задумчивым.

Крестная зря его подозревала.

Наконец, пройдя коридоры, двери и комнаты, мы добрались до западного чердака. Потолок был под наклоном высоко над моей головой, но, судя по пыльным ящикам и старой мебели, его не использовали. На другой стороне комнаты в маленькое окошко проникал вечерний свет. Я замерла на миг и посмотрела туда. После стольких недель в темноте я словно стояла на солнце, хоть небо снаружи уже темнело.

— О, я забыл, — сказал позади меня Нат.

Я развернулась, ожидая, что он даст еще одну подсказку насчет передвижений по дому. Но он вытащил мятый сверток из черного пальто.

— Норри передала тебе это.

— Норри? — я удивленно посмотрела на него.

— Да, — его губы растянулись в улыбку. — Она сказала, что у тебя шестнадцатый день рождения.

Я была так поглощена новой жизнью, обучаясь пению, что не считала дни. Леди Илейн не говорила о празднике.

Нат протянул сверток.

— Не будешь разворачивать?

Я развязала шнурок. Знакомый запах меда, имбиря и корицы донесся до меня.

— О! — в ткани скрывался десяток сладких коричневых звездочек. — Пряники Норри.

Я сморгнула слезы. Когда я была маленькой, и мы еще жили в Англии, я обожала имбирные пряники. Норри всегда давала мне выбрать форму: звезды, полумесяцы, сердца и короны. Как я всегда ждала, когда их вытащат из печи! И я скучала по пряникам на острове, ведь там не было специй.

— Вот, — я протянула звездочки Нату. — Угощайся.

— Твоим подарком? — Нат с наигранным возмущением покачал головой. — Нет. Я-то каждый день ем то, что готовит Норри. Это все твое.

Я закрыла глаза, наслаждаясь запахом.

— Она в порядке? Норри?

— В порядке, но скучает по тебе, — сказал Нат. — Постоянно говорит о тебе.

— Да? — я взглянула в глаза Ната. — И что она говорит?

— О, я уже услышал все о твоем детстве, — бодро сказал он. — И о том, как ты упала в пруд, когда тебе было четыре. И о том, как ты притворялась русалкой на берегу острова…

— Она тебе это рассказала? — я отвела взгляд, щеки пылали. — Как стыдно.

— Нет, — серьезно сказал он. — Это мило. Меня никто таким не помнит, — он начертил на стене спираль. — Я даже не знаю, какое у меня настоящее имя. Родители умерли, когда мне было три, и дядя, если он и был им, просто звал меня «мальчишка». Думаю, мама звала меня Нат, но я уже не уверен.

Я глубоко вдохнула. Глупо было жалеть себя за то, что Норри рассказала пару историй.

— Прости, — сказала я. — Я почти ничего не помню о своей маме, и я знаю, как это больно. Но у тебя все было намного хуже.

— Может, нет, — он пожал плечами. — Но нет смысла спорить об этом. Теперь у меня есть место, имя и семья, это важно.

— Семья? — повторила я.

— Пенебригг. У нас разные фамилии, я взял себе фамилию Уолбрук, как улица, на которой мы живем, но он все равно семья, — он кивнул на пряники в моих руках. — Попробуешь? Норри захочет узнать, понравилось ли тебе.

— Скажи ей, что она готовит лучше всех в мире, — я попробовала звездочку. — Мммм…

Нат улыбнулся и подошел к окну. Я завернула пряники и присоединилась к нему. Снаружи было видно просторный сад, спускающийся к Темзе, зеленые вершины деревьев виднелись в тумане.

— Позднее, чем я думал, — в голосе Ната была тревога. — Закат близко. В таком тумане не поймешь.

Тенегримы. Он не сказал, но я понимала, о чем он думает. Пока мы говорили, я почти забыла о них.

Как беспечно.

— Как ты вернешься? — спросила я.

— Я? О, способов множество. И, если уж все будет плохо, я могу переночевать здесь, — он отвернулся от окна. — Я беспокоюсь о тебе. Нам нужно спустить тебя. Но сначала мне нужно кое-что тебе показать.

Я прошла за ним по кладовым на чердаке, пока мы не добрались до вестибюля, где было много дверей, но не было окон. Он зажег свечу трутницей, которую носил в кармане, и указал на одну из дверей.

— Похожий замок в кладовых Тауэра. Попробуй открыть.

Он смотрел, как я атакую замок инструментами, что он дал мне, я боялась, что все перепутаю. Но замок поддался, и он похвалил меня.

— Ты быстро учишься.

— В плане замков, — сказала я, не подумав.

Он тут же понял.

— С магией не так?

— Не стоило этого говорить.

— Надоели все эти упражнения?

Я с тревогой посмотрела на него. Откуда он знал об этом?

— Ты подслушивал? — мое лицо пылало при мысли, что он слышал мои ошибки. — Как ты мог?

Его лицо стало белым.

— Грубо слышать это от тебя. Не ты ли заглянула сама в мои воспоминания?

— Это другое.

— Не для меня.

Его смелые слова сбили меня. Если у меня была причина злиться, у него было на тысячу больше. Я влезла в его разум. И я сделала это магией, от этого было еще хуже.

— Прости, — медленно сказала я. — Но, если это поможет, я обещала, что это не повторится.

Он смотрел на мое лицо, словно взвешивал мои слова. Видимо, весы склонились в мою пользу, потому что он расслабился.

— А я не шпионил, — сказал он. — Это нельзя назвать подслушиванием. Я не мог не уловить обрывки, когда приходил.

— Обрывки? — мне было не по себе, что он мог многое услышать.

— У двери я порой кое-что слышу. И леди Илейн шепчет, когда я там. Думает, что я не слышу. Но это не так. И твое лицо…

— Мое лицо?

Он посмотрел на меня в теплом свете свечи.

— Ты несчастна, — сказал он. — Это увидит любой, у кого есть глаза.

Внезапная доброта в его голосе сломила меня. Я знала, что должна сменить тему, поговорить о чем-то другом, а не про уроки магии. Этого ожидала леди Илейн. Но слова вылетели сами.

— Если мне придется снова петь ей гаммы, я придушу себя.

— Все так плохо?

Я смотрела на то, как свободно он стоял, его щеки были обветренными, от его одежды пахло дымом и улицей.