Книга Будь ты проклят, Зак Роджерс!, страница 32 – Анна Милтон

Так что это было?

Я не знала ответ на этот вопрос.

Всю ночь я провела в размышлениях и беспокойных метаниях по комнате.

Я не знала, как мне смотреть Заку в глаза, когда увижу его утром. Что будет? Вдруг мы снова поцелуемся? Нет. Нет. Нет. Я не буду целоваться с ним. Никогда. Это… то, что произошло, было ошибкой, случайностью, порывом чувств.

Разумнее всего с моей стороны будет забыть об этом, как о самом кошмарном сне. Я не буду выяснять у Роджерса, почему он ни с того ни с сего решил поцеловать меня. Вычеркнуть из памяти этот инцидент — прекрасное решение.

Так же вполне возможно и то, что Зак не будет помнить поцелуя, ведь он был чертовски пьян.

Что ж, я надеюсь на это.

Я проснулась рано… точнее, я вообще не ложилась спать. Мне бы хотелось просидеть весь день в комнате, чтобы избежать неизбежное — встречи с Роджерсом. Но, к сожалению, меня ждет мучительная голодная смерть, если я немедленно не съем что-нибудь.

Стрелки часов показывали половину девятого утра. В это время Роджерс еще спит. Отлично. Значит, я могу выйти, пока есть возможность.

Боже. Но я же не смогу бегать от него вечно! И куда делась моя твердая решительность вести себя так, словно не было поцелуя?

Собрав волосы в пучок, я вышла из комнаты и на носочках, очень тихо, пошла по коридору к лестнице. Когда я достигла ее, мой взгляд упал вниз, на то место, где Зак впился своими губами в мои. Приятная щекочущая дрожь зародилась в области затылка, где вчера запутались его пальцы…

Я встряхнула головой, избавляясь от этих мыслей, и неуверенно спустилась в гостиную.

Я вросла в пол, когда услышала исходящее с кухни тихое пение. Голос принадлежал парню. А если быть точнее, Заку Роджерсу. Я перестала дышать, и мелодию заглушали лишь мои чрезмерно громкие удары сердца.

Он напевал незнакомый мотив, его слегка хрипловатый голос завораживал. Он даже не фальшивил! Вау. Не знала, что Зак умеет петь.

По-прежнему не дыша, я стояла за углом и слушала Роджерса. Шуршание, звук отрывающейся дверцы холодильника, несколько секунд тишины, приглушенный хлопок, тихие шаги, гром посуды, далее Зак выругался и вернулся к пению.

Я зажмурила глаза и медленно вдохнула. Как можно тише я развернулась и, стараясь не скрипеть, направилась обратно к лестнице. Я не появлюсь на кухне, пока Роджерс там. Да-да, знаю, я трусиха.

— Может, ты прекратишь подслушивать и прятаться? — неожиданно поинтересовался Зак. — Я знаю, что ты стоишь за углом, — он усмехнулся.

Я подпрыгнула и замерла. Меня разоблачили. Но как?! Я же двигалась совсем бесшумно!

Шок сковал меня цепями, и я тонула в звуках носящегося по моим венам адреналина.

«Будь смелой, Наоми. Это же так просто. Встретиться с человеком, который раздражает тебя до смерти, но который поцеловал тебя, и ты ответила, и тебе понравилось…».

Да, совсем просто…

Плевать. Будь, что будет.

Расправив плечи и сделав резки глубокий вдох, я с наигранным спокойствием вошла на кухню.

Но не тут-то было.

Зак Роджерс стоял передо мной, и на нем не было одежды. Вообще. Он был абсолютно голым.

Издав какой-то неопределенный звук, похожий на писк, я резко отвела взгляд в сторону и закрыла глаза ладонью.

— О, боже мой… — прошептала я. — Почему ты… охх…

Я услышала, как Зак цокнул, и могла предположить, что он закатил глаза.

Лихорадочная волна мурашек окатила меня с ног до головы, и я покраснела. Густо. Хорошо, что сейчас этого не было видно, так как поверх ладони, которой зажимала глаза, я положила вторую руку.

— И не надо так удивляться, — беспечно произнес Зак. — Я всегда хожу по дому обнаженный, когда остаюсь один. Ну, знаешь, свобода действий, коже нужен свежий воздух, и все такое…

Он еще больший кретин, чем я думала вначале.

Господь Всемилостивый.

Я медленно попятилась спиной к выходу из кухни, но наткнулась плечом на стену и чуть не упала. Я услышала приглушенный смех Роджерса.

— Открой глаза, если не хочешь покалечить себя, — посоветовал он.

— Тебе не все ли равно? — вырвалось у меня, и я снова обо что-то стукнулась.

Зак захохотал громче.

— Ты права. Мне все равно. Но у моего отца и твоей матери возникнут вопросы, когда они вернутся и увидят тебя в синяках. Еще подумают, что я виноват в этом.

С моих губ непроизвольно слетел нервный смешок.

— А что? Отличная идея. Покалечить себя и свалить все на тебя.

— Серьезно? Ты готова наставить себе синяков, только чтобы насолить мне? Вау! Ты упала в моих глазах еще ниже.

— В моих ты уже давным-давно на дне, — прошипела я и перестала пятиться. — Надень что-нибудь.

— Не могу. Не люблю нарушать свои правила.

Господи, он серьезно? Его правило — таскаться по дому, в чем мать родила? Жесть.

— Ладно, — вздохнул Роджерс. — Похожу голым где-нибудь в другом месте. Но советую тебе привыкать к этому, потому что я не стану ничего менять ради тебя. Сделаю исключение только на первый раз.

И, надеюсь, в последний, потому что я больше не собираюсь заставать его голым.

Мне хотелось скорчить ему рожицу, но тогда бы мне пришлось убрать руки от лица. Нет. Ни за что.

— Не мог бы ты хотя бы предупреждать, когда решишь… проветривать свое достоинство?

Зак громко ухмыльнулся.

— Нет. Мне понравилась твоя реакция.

Придурок.

— Ты выглядишь так… смущенно, — добавил он с долей насмешливости. — Как будто никогда не видела голого парня… Погоди-ка, — ох, как мне не понравился его голос. — Ты…

Я не собиралась дослушивать его; покраснев сильнее, я резко развернулась и ринулась вперед. Впечатавшись лбом в стену, я убрала руки от лица и, наконец, могла видеть то, куда иду. А я намеревалась убежать от обнаженного Роджерса как можно дальше.

Вслед себе я услышала басистый смех Зака.

Голод вынудил меня вернуться на кухню через несколько минут. Роджерса там не было, и я вздохнула с облегчением. Я старалась не закрывать глаза, так как в темноте сразу появлялся образ его голого тела… прекрасного, накаченного, упругого тела, к которому так и тянулись руки. А далее следовали мысли о том, как я провожу руками по его бархатистой смуглой коже, трогаю его бицепсы, а он притягивает меня к себе и горячо целует…

Я сжала пальцы в кулаки и стиснула челюсти. Эти представления каким-то образом причиняли боль, но она была приятной: разгоралась внизу живота и стремительно растекалась по всему телу, заставляя сердце метаться в тесной груди.