Книга Темное озеро, страница 19 – Линда Кейр

Йен продолжает спрашивать, всё ли в порядке.

Я продолжаю отговариваться тем, что просто нервничаю из-за подачи заявлений в колледжи и необходимости закончить школу как можно лучше, и всей прочей фигни.

И это правда.

Не могу же я сказать ему, что все чертовски не в порядке, но только потому, вероятно, что я слишком много думаю. И мысли мои о том, что я не осмеливаюсь доверить даже дневнику.

Сегодня вечером на его привычный вопрос я ответила:

— У меня просто очень сильно болит живот.

Причем ответила совершенно честно, пусть даже он болел не настолько сильно, чтобы пропустить просмотр «Выходного дня Ферриса Бьюллера» ^[29]… но я этот фильм уже видела.

— По-моему, мне надо отлежаться.

— Если хочешь, я тоже останусь с тобой.

— Сходи лучше посмотри фильм, — возразила я, почувствовав себя еще более виноватой. — Все будет хорошо, не волнуйся.

— Ты уверена? — спросил он, поглядывая, как другие ребята проходят мимо нас и исчезают в просмотровом зале.

— Абсолютно.

В данном случае моя уверенность была полной, даже если она не распространялась на все наши с ним отношения.

Даллас появился в классе с опозданием. Его всклокоченная шевелюра и более, чем обычно, безумный взгляд наводили на мысль о том, что он провел бессонную ночь. В соответствии с программой курса мы начали изучать творчество Лэнгстона Хьюза ^[30].

— «О теле электрическом я пою» ^[31], — начал Даллас.

По такому началу я предположила, что вместо Хьюза мы будем изучать поэму Уолта Уитмена.

Повернувшись к доске, он начал что-то писать. Мы сидели, молча читая появляющиеся на доске стихотворные строки.

Плесни бренди в бокал,

Не смоли сигаретой.

Возьми с тарелки смятую салфетку

И расстели ее на коленях.

Прибереги красивые слова

И смех твой для меня.

Подчисти тарелку ножом и вилкой

И оставь ее в прошлом.

Выезжай на большую дорогу

И следуй новым путем.

Пропусти привычный поворот

И сверни на мою подъездную аллею.

Оглянись и найди меня взглядом.

Я жду тебя на крыльце.

— О чем я пытаюсь сказать в этих строках? — взглянув если не прямо на меня, то в мою сторону, спросил он.

Все ответы я воспринимала в каком-то искаженном, замедленном звучании.

— О том, что у того бренди ужасный вкус? — предположил Томми Харкинс.

— Его просто нужно распробовать, — с усмешкой заметил Даллас. — Поговорим с вами об этом лет через двадцать.

— О том, что лучше забыть об ужине, — сказала Лола Макджордж.

— Метафорически, — добавила Кристал Томас. — По-моему, вы предлагаете кому-то круто изменить ход его жизни.

— Точно, — Даллас кивнул. — Есть еще какие-то варианты?

Пока я набиралась храбрости дать ответ, то выпала, казалось, из окружающей меня реальности класса со всеми его учениками.

— Вы предлагаете кому-то найти вас… — срывающимся голосом ответила я.

Я искренне думала, что Йен воплощает в себе все мои самые заветные желания.

Мне нравится, как пряди волос падают ему на лицо и как он резко откидывает их назад. Нравится смотреть, как он играет в футбол и баскетбол. Мы оба любим медовые батончики с миндалем, хотя большинство ребят считают наш вкус странным. Мне нравится, что он добрый, внимательный и надежный и что он любит меня. И я люблю его. Искренне люблю. Однако не помню, чтобы он пробуждал во мне ощущение того трепета, который я испытываю сейчас. Постоянно, двадцать четыре часа в сутки, уже целую неделю. Если б я вставила «трепет» в стихотворение, то оценивающая ручка Далласа, наверное, возмущенно проткнула бы это слово.

Я больше не уверена, что люблю Йена.

Может, я просто переросла его? Повзрослела…

Мне не хочется потерять его, но нечестно заставлять его мучиться, удивляясь тому, почему я так изменилась, почему перестала вести себя так, как раньше. Почему пребываю в странном замешательстве.

Я почти не сплю и с трудом заставляю себя хоть что-то съесть.

Нечестно избегать встреч с Йеном, пытаясь успокоить его тем, что всё в порядке, раз я боюсь признаться ему в том, о чем думаю на самом деле.

У меня нет другого выбора.

Именно так надо поступить. Правильно.

Но что, если я ошибаюсь?

Что, если у меня просто разыгралось воображение?

В вечерних сумерках я могла бы не узнать Далласа, опиравшегося на скамейку возле здания Коупленда, если б не огонек сигареты и струйка табачного дыма с вишнево-апельсиновым ароматом.

— «Не смоли сигаретой»? — спросила я, остановившись перед ним.

Вместо ответа он вынул сигарету изо рта, вздохнул и вставил ее в мои губы.

Пропусти привычный поворот

И сверни на мою подъездную аллею.

Не знаю, смогу ли когда-нибудь забыть взгляд острейшей боли и затуманенные ею глаза Йена, когда я сообщила, что, по-моему, нам надо отдохнуть друг от друга.

Мне пришлось смириться с этим фактом. Как бы сильно я ни страдала, Йен страдал не меньше.

И все же у меня возникло реально жуткое ощущение, будто я реально сошла с ума.

— Почему? — только и сказал он. — Почему…

Я не могла сказать ему правду. В любом случае.