Онлайн книга «Четвертый лишний»
|
– Случилось, – кивнул Полыхаев, внимательно глядя на Бондарева. – Гражданина Кислицына убили. – И что теперь? – Миша продолжал смотреть на Трофима. Злорадство рассеялось, а сожаление осталось. – Значит, в районе одиннадцати часов тридцати минут вы находились… э-э, проводили время в соседней квартире. – В районе одиннадцати часов я находился в доме. На двери подъезда, если вы не заметили, висит камера. – Существует несколько способов обмануть камеру. – Полыхаев выразительно повел головой в сторону балкона. – Я никого не обманываю. И никого не убивал. – Бондарев твердо посмотрел следователю в глаза. – Но тем не менее гражданин Кислицын подозревал вас в убийстве своих друзей. – Мутная история, мутные подозрения, – усмехнулся Миша. – А насчет убийства Муратова, так я действительно находился… проводил время в соседней квартире. Я Кислицыну это говорил. И Трофимову тоже. – Кто такой Трофимов? – спросил Полыхаев. Трофим сообразил, что речь идет о нем. – Я не Трофимов, я Крупицын. – Да? – искренне удивился Бондарев. – Я почему-то думал, что Трофим – это кличка. – Трофим – это имя, – пристально глядя на Мишу, пояснил Полыхаев. – Я даже не знал. Он же на класс младше учился… Кстати, нормальным парнем был, никого не трогал, это Кислицын – полный отморозок. И Муратов… Евсюков этот любил подраться, но к слабым не лез… – А вы тогда были слабым? – вкрадчивым тоном задал вопрос Полыхаев. – В общем, да… Но к Славе никаких вопросов! – отчеканил Бондарев. – Он уже расплатился по счетам, да? – вспомнив не столь уж давний разговор с ним, сказал Трофим. – Дело не в этом, дело в том, что Слава заставил меня взяться за ум. Вернее, побудил во мне желание стать сильным. Я занялся собой, возмужал, окреп. Что в этом плохого? – Ты взялся за ум? Или тебе кто-то помог? Что ты там говорил про психиатра? – А что я говорил? – неприязненно спросил Миша. – Что психиатр нацеливал тебя на убийство. – Да нет, не нацеливал. Просто сказал, что не нужно сдерживать ненависть. Хочешь – убей. Но только мысленно. – Мысленно? – раздумывая над услышанным, спросил Полыхаев. – Мысленно, но при наличии реальных возможностей. – И вы эти возможности получили? – Да, и довольно-таки давно. Я мог убить Славу еще пятнадцать лет назад, но к этому времени я уже давно остыл… – А вы обращались к психиатру? – Да. Мама сказала, что надо. Я не хотел, но мама сказала, что Станислав Сергеевич и Робику помог, и Тае… Знаешь, кто это такие? – Бондарев пронзил Трофима взглядом. И ведь он добился своего, Трофим почувствовал стыд и раскаяние. А Миша продолжал терзать его, взглядом растравляя давнюю рану. – Робик руки на себя наложил, если ты не знаешь. – Да что ты говоришь? – удивился Трофим. – Думаешь, это невозможно? – А Тая? – Тая, Тая… Твоя одноклассница, – кивнул Бондарев. – Да. Четвертая стадия дебильности?… Довели девчонку, под поезд бросили. – Под поезд это в переносном смысле? – спросил Полыхаев. Да, он слышал, что Тая пыталась покончить жизнь самоубийством. Но почему именно под поезд? – Да нет, в прямом!.. Она в прямом смысле под поезд бросилась! Обходчик там проходил, вытолкнул ее в последний момент. Сам без ноги остался, а ее спас… – Ты это серьезно? – Трофим не скрывал удивления. Это ведь не просто суицид, о котором не напишут в газетах, а настоящий подвиг, человек спас Таю, рискуя своей жизнью, остался без ноги. А школу такая новость обошла стороной? Так не бывает. – Тая после этого целый год в психушке провела! – кивнув, зло сказал Бондарев. – А сейчас как она себя чувствует? – спросил Полыхаев. – Так четвертая стадия дебильности, – усмехнулся Бондарев. – Университет с отличием окончила, исторический факультет, кандидатскую потом защитила. – Я не знал. – Трофим смотрел на него потрясенно. Тая – кандидат исторических наук? Никогда бы не подумал, что такое возможно. – А это спасибо Станиславу Сергеевичу! С его индивидуальным подходом к личности… К личности! Он в каждом своем пациенте видел прежде всего личность. С личностями он и работал. Меня он нацелил на силу, Таю – на ум! Заставил доказать вам, что никакая она не отсталая!.. – Миша испепелял Трофима взглядом. – А Робика на что нацелили? – спросил Полыхаев. – С Робиком ничего не вышло, – пожал плечами Миша. – Ни с силой у него дело не пошло, ни с музыкой. В консерваторию пытался поступать – провалился, больше не пробовал. Работает страховым агентом, кажется. Маленький такой, жалкий… Сломали вы его! Сильно сломали!.. – Нехорошо вышло, – осуждающе сказал Полыхаев. – Да я в этом не участвовал, – качнул головой Трофим. – Участвовал! – пригвоздил Крупицына Миша. – Равнодушие – самое страшное из человеческих пороков! – Равнодушие убивает, – согласился Полыхаев. – Кого я убил? Кого мы убили?! – разволновался Трофим. – А Робик вены себе вскрыл! А Тая?… – наседал на него Миша. – Но это же не значит, что меня нужно за это убить! Трофим поверил Бондареву. И Робик пытался покончить с собой, и Тая, а это действительно страшно. Очень страшно. И кто-то за это мстит. Димы уже нет, Мурата тоже, Славу убили сегодня. За это всё и убили! А следующий на очереди – он! Как человек, приговоренный к смерти за равнодушие. И его убьют! Обязательно убьют. Возможно, прямо сейчас. В глазах у Трофима поплыли пепельные облака на фоне серого неба. Не так давно он стоял у окна, с философской скукой рассуждая о смерти. Не так уж и страшно, думал он, умереть. А на самом деле страшно. Очень страшно!.. Подойдет к нему неведомый мститель, приставит к голове пистолет, нажмет на спусковой крючок. И все! В смысле ничего! Ничего больше и никогда!.. – Эй, что с вами! – Полыхаев обеспокоенно глянул на Трофима. – У меня нашатырь есть! – Миша вышел из комнаты, вернулся, на ходу открывая пузырек. А Трофим действительно находился в предобморочном состоянии, он сам осознавал это. Под коленками ослабло, захотелось присесть, но инстинкт самосохранения заставлял держаться на ногах. – Не надо нашатырь! – Трофим вытянул руку, останавливая Бондарева. Вдруг там, в пузырьке, у него мышьяк, например, или даже синильная кислота, вдохнешь, и больше не выдохнешь. – Ты думаешь, я отравить тебя хочу! – догадался Миша. |