Книга Клубничное искушение для майора Зубова, страница 49 – Мария Зайцева

Я рассматриваю наше с Сонькой новое жилище, впервые критично, при свете дня. Прикидывая, насколько нам здесь будет удобно.

Типичная мужская берлога, однокомнатная, со здоровенной кроватью — полем битвы, да уж, по центру и такой же здоровенной плазмой напротив.

Наши с Сонькой два чемодана, стоящие посреди этого пространства, смотрятся сиротливо. Чужеродно.

— Ждать, Клубничка, — Зубов обнимает меня со спины, целует, отчего хочется плюнуть на все и просто прижаться к нему, потереться бедрами… В голове сразу воспоминания о прошлом вечере, когда нахальный захватчик все-таки добился своего, в этот раз не силой, а упорством и настойчивостью. Заласкал, затискал, зацеловал до такой степени, что я сама не поняла, как оказалась спиной к нему, без колготок и белья… Мгновенное помешательство, безумие какое-то… Только он ведь во мне это вызывает. И только он имеет надо мной такую власть.

Я же даже сказать ничего против не смогла, зато он говорил и говорил, много чего. И все такое, что не повторишь, и вспоминать стыдно. Но безумно приятно.

Ночь, прохладный воздух, овевающий мое красное от стыда и возбуждения лицо, развратный шепот:

— Да, вот так, Клубничка моя… Сладкая такая… Попробуй, какая ты сладкая…

И я послушно размыкаю губы, впуская его пальцы, облизывая, сходя с ума от своего вкуса, глаза закатываются, руки дрожат, ноги дрожат, а он все шепчет, шепчет что-то пошлое до невозможности и такое же горячее… Шепчет и двигается во мне, как-то так приспособившись, что мне самой не приходится ничего делать. Он сам все делает. И так хорошо, Господи, так хорошо… Хотя, да, он — точно ни при чем… А затем пальцы, мокрые от моей слюны, плотно запечатывают рот, распахнутый в крике, и меня бьет дрожь такой силы, что все мышцы напрягаются, становясь каменными. А затем расслабляются, превращаясь в желе. И сквозь накативший дурман безумия ощущаю, как он хрипло матерится, кончая, и сжимает меня, жарко, жадно, не давая пошевелиться… И небо над нами. Мартовское хмурое небо. А за стеклом, в темной комнате, спокойно спит наша дочь.

И стыд, такой стыд… И такой кайф… Как это может быть одновременно?

— Ждать? И сколько ждать? — я, вообще-то, согласна ждать. Если надо. Но надо ли?

— Недолго. Я буду стараться быстрее все завершать. — Лапа ползет по животу, мягко направляясь за пояс предусмотрительно натянутых плотных строгих брюк. Мне еще на работу сегодня!

— А есть вариант поменять работу?

Лапа застывает.

— Да. Я думаю над этим.

Голос Зубова серьезен настолько, что я разворачиваюсь, чтоб увидеть это небывалое зрелище. Что, реально?

Зубов, не парься, я пошутила же! Понятно, что у каждого из нас работа и карьера. И, если он поставит мне условие все бросить, то я… Я, пожалуй, пошлю его нахер.

Почему-то я была уверена, что он сделает точно так же.

Но нет, Зубов серьезен до крайности. Даже лапать меня перестает, а это признак-признак.

— Серьезно? Зубов, я…

Но договорить мне не удается. Зубов кладет палец мне на губы, призывая к молчанию, и говорит, все так же серьезно и спокойно:

— Да, и у меня есть варианты, Клубничка. Но для начала все равно надо доделать тут. Если все пройдет хорошо, то… То я смогу рассчитывать на повышение и кабинетную работу. В другом ведомстве.

— А тебе это надо, Зубов? — шепчу я все-таки, наплевав на бессловесную коммуникацию, — ты пойми, я же вообще не настаиваю… Мы можем просто… Ну… Встречаться. Не надо жениться. И жить вместе.

— Надо. — Он говорит это с такой убежденностью, что я даже не знаю, что возразить. И имеет ли смысл возражать. — Мне нужна ты полностью. Ты и Соня. По всем законам.

— Черт, Зубов… — облизываю губы, ощущая, как все внутри гореть начинает, — это заводит…

— Да? — его взгляд тоже меняется. Становится более глубоким и горячим, — тогда давай по-быстрому…

— Эй, на работу мне надо…

— Мы успеем…

— Господи, Зубов, ты — маньяк…

— От маньячки слышу.

После, уже в машине, поправляя напрочь смазанную помаду, уточняю:

— После работы со мной за Соней поедешь?

— Конечно. И всем на работе скажи, что ты — замужем.

— Ты торопишь события.

— Нихрена.

Рабочий день пролетает мгновенно, я честно признаюсь Васильеву, что выхожу замуж, не скрываю, за кого, и мой начальник пару мгновений выглядит очень сильно ошарашенным.

— Ну надо же, — приходит он, наконец, в себя, — а когда вы… э-э-э… Вы же все время работаете, Катя?

— Ох… Это все так быстро случилось… — я мило краснею, прячу взгляд, — на корпоративе на восьмое марта мы как-то разговорились, а затем…

— Какой у нас Антон Сергеевич, однако, шустряк… Хотя, исключительно по мужски, я его понимаю. Когда находишь свою женщину, не стоит долго ждать… Хорошо, Катенька, но вернемся к нашим разработкам. Вчерашний эксперимент, проведенный в ваше отсутствие… Что скажете о результатах?

Мы увлекаемся работой, и весь остаток дня я крайне занята. Потому что очень сложно обработать результаты эксперимента, на котором не была. И очень сложно сделать соответствующие выводы.

В конце рабочего дня я вспоминаю, что надо бы забрать кое-какие вещи из своего прежнего рабочего места и направляюсь в главный корпус, очень сильно рассчитывая, что Хохлова там не застану.

Но мой бывший руководитель практики на месте, к сожалению.

Деваться некуда, потому я вежливо улыбаюсь:

— Добрый день, Семен Владимирович, я прошу прощения, хотела бы забрать свою папку с документами…

— Да, Катюша, проходи! — он, вроде бы, рад, по крайней мере, улыбается и ничем не напоминает нашего последнего не особенно приятного разговора.

Я хлопаю ресничками, стеснительно улыбаюсь и собираю вещи.

Под пристальным взглядом.

— Как тебе на новом месте, Катюш? Нравится?

— Да, конечно! — побольше дурного блеска в глазах и энтузиазма! — так интересно! Так здорово!

— Я рад, что тебе все нравится… А ты знаешь, Катюша, за чьим ноутбуком сейчас работаешь в лаборатории?

— Нет…

— За моим, Катюш, — улыбка уходит с лица Хохлова, он поднимается, и я, чувствуя опасность, начинаю постепенно отступать к двери, прижимая к груди папку с документами, — ты сидишь за моим столом. На моем месте. Как тебе, не жмет?

— Простите…

— Не надо просить прощения! — он делает резкое движение, перекрывая мне пути отхода, и мы остаемся стоять посреди кабинета, — не надо! Ты же не виновата, что у меня нет твоих достоинств, из-за которых ты, несомненно, это место и получила. Например, глубокой глотки! — последние слова он буквально рычит, и я неожиданно понимаю, что с головой у моего бывшего коллеги прям беда. Черт, они же проверяются у психиатров каждый год. Как же это проморгали?