Книга Морозко или тот ещё подарочек, страница 16 – Алёна Нова

─ Нет. Но я знаю, что это сотворил я и только я…

Внутри всё опять промерзало, и мерзкий голос в голове напомнил о себе.

«Ты ни в чьих глазах не будешь хорошим… Ты чудовище и навсегда им останешься!»

─ Дар, ─ собственное имя зазвенело в ушах весенней капелью, и в груди заполошно заколотилось сердце, замолчавшее, казалось, на целый век, ─ ты же понимаешь, что их будут искать? Нужно что-то делать, а я совершенно не представляю, как быть. Что делать с ними?

Её мягкий голос разлился спокойной речкой, словно в противовес жестоким словам, и мне стало стыдно за своё тупое поведение.

─ Я всё сделаю, Настенька, ─ взял её руки в свои, уловив едва заметную дрожь. Боится всё-таки… ─ Ты не волнуйся, ладно? Ты только не волнуйся.

Поцеловал светлую макушку и поднялся, направляясь к оставленной у порога корзине, не глядя схватив её.

─ Куда ты? ─ прозвучало вслед. Кажется, никто ещё не беспокоился за меня так…

─ Скоро вернусь. Никого больше не впускай, поняла? ─ Она кивнула, так и оставшись сидеть на полу. ─ Поднимись — простынешь же.

Только убедившись, что Настенька в себе и слушается, я вышел на морозный воздух, удивляясь слишком сильному холоду и чуть занесённым свежим снегом медвежьим следам, ведущим в лес. Даже до такого дошло?

Неровным шагом я отправился по запаху крови, ещё витавшему в воздухе, а когда оказался на месте, едва не выблевал внутренности. Вся поляна, окружённая высокими ёлками, была украшена кровавыми узорами, хотя Обжора уже почти избавился от улик, позвав на помощь наших лесных, и те усердно работали хвостами. Только это не делало мой поступок менее мерзким.

─ Весной к медведице медведя любовь безудержно влечёт, ─ загадочно обронил он, заметив меня и сделав вид, что не заметал ничего копытом, ─ перед берлогой на поляне бобрами выложил «люблю»…

─ Это ты к чему? ─ уточнил с подозрением, и зверьё, почуяв моё приближение, бросилось врассыпную, выглядывая из-за укрытий. Да-да, перед вами монстр — спасайтесь, кто может…

─ Да к тому, что никогда ещё не видел такого влюблённого злобушку, ─ продолжал глумиться рогатый. ─ Я вроде как был свидетелем того, что тут ночью творилось, и знаешь, что-то не припомню, чтобы ты когда-нибудь подсовывал головы обидчиков даме своего сердца. Кровища так красиво во все стороны брызгала…

Я взвыл, и на соседнем дереве белка превратилась в ледяную статую. Насте потом подарить что ли? Тьфу ты…

─ Где тела?

─ Ну… ─ смущённо протянул Обжора, насвистывая и старательно на меня не глядя.

─ Ты же не плотоядный олень, нет?

─ Я-то нет, а вот другие звери голодают… Жалко мне их болезных.

Твою же бабушку!

─ Хочешь сказать, тел не найдут?

─ При всём желании, Дарушка. Ты мне головы-то отдай, родненький, а то мало ли — решишь их на забор к Настеньке повесить, чтобы не забывала, так сказать, подвиг твой героический. Нам же не надо её ещё больше пугать, ага?

А я ведь и правда мог!

─ Ты мне вот, что скажи, ─ прочистил горло, гоня от себя самые жуткие картины, ─ давно я уже в таком состоянии?

─ Слишком давно, ─ вздохнул олень, и я поверил сразу — мир людей очень сильно изменился за это время. ─ Я привёл тебя к ней, и ты почти сразу вернул себя прежнего — не прогадал, как видишь. Так что хватай Настьку, да побыстрее женись!

Я с ужасом представил, как мы проводим брачную ночь, а на утро она опять встречается с чудовищем, принёсшим ей кровавый дар или причинившим боль, и слова оленя резанули.

─ Нет!

─ А ты не чуешь, как мороз крепчает? Как подкрадывается, медленным убивцем? У местных нет больше ни дочерей, ни внучек! Кого, по-твоему, они отдадут в жертву?

─ Она не уйдёт со мной по доброй воле, ─ я вцепился в собственные волосы, но боль не принесла облегчения. ─ Забыл правило? Девушка сама должна сделать выбор.

─ Ну так убеди её! Мне тебя ещё учить девок соблазнять? Сейчас, пока ты нормальный, у тебя есть все шансы — не прошляпь! ─ И, видно, утомлённый спором, он выхватил корзину зубами из моих рук, повернулся к лесу передом, а ко мне задом, и гаркнул: ─ За работу, ленивцы пушные! На шубы пущу!

Магические звери принялись наводить порядок и дальше, а я пошёл обратно, раздумывая над его словами. Как мне же мне расположить к себе девушку, на которую уже произвёл самое хреновое впечатление? Она же наверняка от одного моего вида будет трястись. Но самое главное даже не это… Я чувствовал, что чудовище никуда не ушло — этот мудак затаился и ждал малейшей возможности вернуться, а это означало, что времени у меня катастрофически мало, и как им воспользоваться, я пока не представлял.

С такими мыслями я вошёл в дом, стараясь не делать лишнего шума и не пугать кроху. Со стола она убрала часть еды, завернув всё, чтобы не остыло, а сама что-то лепила, делая вид, будто не заметила моего прихода. В воздухе пахло пряностями и напряжением, но я не сумел сдержаться, чтобы не приблизиться. Подошёл к ней, обнял со спины, не ощущая сопротивления, и уткнулся носом в уязвимую шею, где аромат мёда был насыщеннее всего, и такое чувство возникло, будто вернулся домой после долгой отлучки. Тепло.

─ Прости, ─ выдохнул, касаясь губами нежной кожи, и Настя задрожала. ─ Я не знаю, что ещё сказать и как всё тебе объяснить, но дай мне хотя бы ещё этот день. Обещаю, если прогонишь — уйду. Только дай ещё немного времени провести с тобой.

Я замер в ожидании. Даже старый домовой притих на печке, наверняка надеясь, что девчонка меня взашей погонит после всего, что увидела и пережила, только вместо этого я услышал уверенное:

─ Помогай, ─ сказала она, так и не прервавшись. ─ Но сначала руки вымой.

─ Момент.

Наша беседа мне казалась сном, как и вся ситуация, но я собирался взять от этого дня максимум, что бы ни произошло до. Выполнил требование, глядя, как тонкие пальчики раскатывают тесто, и в голову молнией вдруг ударило воспоминанием, как эти самые пальчики сжимают мой член, доводя до исступления, а жадное чудовище хочет ещё и ещё… Хочет сожрать эту сладкую девочку полностью, забрать её насовсем и задушить собой!

─ Насть… ─ опять вздрогнула, но взгляда так и подняла. ─ Скажи честно, я сделал тебе что-то плохое?

Она как-то странно усмехнулась, рождая во мне уверенность в собственной правоте и отвращение к самому себе.

─ Плохое? Я даже не знаю, стоит ли называть плохим то, что мне понравилось, ─ запнувшись на полуслове, она скривилась, и я наконец-то разглядел выражение её глаз, в которых застыли слёзы. ─ Какая же я ненормальная!