Книга Бракованные, страница 35 – Лина Манило

– Дожил, – хмыкает отец, – сыну звоню, а у него на отца времени нет.

– Я тороплюсь, правда.

Съехав на пригородную трассу, я прибавляю скорость, и за окнами со свистом проносятся деревья, электрические столбы, заметно облысевшие кусты.

– У тебя голос странный. Что-то случилось? – тревожится отец и шуршит чем-то на заднем плане.

Представляю его, сидящим в своем кабинете, как всегда, занятого по уши текущей работой, и стыдно становится. Моему отцу явно не повезло с сыном – такому хорошему человеку нужен был кто-то более теплый и мягкий, добрый и беспроблемный. Он действительно это заслужил. Но у него родился я.

– Давай, завтра я зайду к тебе, поговорим? Сейчас действительно не могу, я в дороге.

Наскоро попрощавшись, завершаю звонок. Состояние матери – не та тема, на которую хочу разговаривать с отцом. Они расстались… плохо, и за двенадцать мало что изменилось. Разве что тихая война превратилась в вежливый нейтралитет, и этого уже достаточно, большего не нужно.

Спустя четыре часа я оказываюсь на месте. Сумерки сгущаются, и я с тоской понимаю: к Арине действительно не успею. Работу пропустил, все просрал сегодня. Ворота приоткрыты, я захлопываю их за собой, опускаю засов, а на меня с радостным лаем бежит Каспер – любимый пес. Ему уже двенадцать, кое-где его светлая шерсть свалялась, вылезла, а один глаз стал тусклым и слепнет. Каспер останавливается напротив, нюхает воздух между нами и смотрит на меня с укоризной. Он никак не может смириться, что я оставил его, уехал. Отворачивает морду и глухо ворчит, но надолго его обиды не хватает: срывается с места и бросается ко мне, забыв себя на радостях.

– Прости, парень, – смеюсь, взъерошивая шерсть на холке, – я с пустыми руками.

Каспер садится у ног, тяжело вздыхает, смотрит на меня с осуждением, зевает и облизывается, но снова дает слабину, прыгает вокруг, радостно виляя пушистым хвостом. Знает, что пачкать лапами нельзя, но и держаться поодаль не может – скучает.

– Я тоже по тебе жутко тоскую, друг, – говорю и глажу Каспера по голове, треплю лохматые уши.

Когда дань уважения лучшему другу отдана, вхожу в дом. С кухни несется аромат еды, кофе, а я сбрасываю ботинки, вешаю куртку на крючок. Тетя Наташа выходит мне навстречу, улыбается и крепко обнимает.

– Она немного успокоилась, – шепчет мне на ухо и добавляет громче: – Алла, смотри, кто приехал!

Зареванная мама выходит из кухни, шмыгает носом, похожая на призрак самой себя. Черт, она же не всегда была такой! Я еще помню ее улыбчивой и смешливой, радостной. А сейчас она будто лет двадцать прибавила, поникшая и печальная.

– Сынок, зачем ты… у тебя все хорошо? – мама цепким взглядом ощупывает мое лицо, а я спешу заверить, что просто соскучился. – Проходи, у нас как раз плов готов. Вкусный получился, пальчики оближешь.

Мама снова всхлипывает, а я осматриваю прихожую. Каждую трещинку тут знаю, каждый завиток обоев, вот только давно не чувствую себя здесь уютно и безопасно. Тетя Наташа хлопает меня по плечу. Ее рука задерживается между моих лопаток, поглаживает, дарит поддержку. Когда мама скрывается на кухне, тихонько говорит:

– Игорь ушел и все ее деньги забрал, – поясняет, а я сжимаю челюсть так крепко, что вот-вот зубы крошиться начнут. – Мир, спокойно!

Она меня знает хорошо, знает, на что бываю способен, но я, похоже, устал. Во мне совсем не осталось запала, психовать не хочется. Только головой о стену биться.

– Яйца бы этому Игорю оторвать, – говорю едва слышно, сжимаю руку в кулак, а тетя Наташа тихонько ругается.

– Ты опять дрался? Мирослав, ну сколько можно?!

– Это было дерево, – одергиваю руку, которую тетя Наташа в деталях рассматривает, охает и причитает. – Она приготовила плов?

Перевожу тему и получаю в ответ грустный кивок.

– Мирослав, не бери в голову, – мнется, глаза отводит. – Игорь любит плов.

– Она его ждет?

Тетя Наташа кивает.

– Он утащил все ее деньги, а она готовит ему плов?

В голове не укладывается. С этим придурочным Игорем мама познакомилась пару лет назад и стала по-настоящему им одержимой, хотя, по моему мнению, которого никто не спрашивает, он достоин этого меньше всего. Унылый червяк, который раз за разом проматывает все, что мать зарабатывает. То пропьет, то в карты спустит, то на баб потратит. Примерно раз в месяц он уходит, у матери на этой почве случается нервный срыв, она готова влезть в петлю, лишь бы он снова вернулся. Однажды даже попыталась, и только чудом в психушку не попала. Впрочем, она никогда не умела выбирать партнеров. Вон, сколько их уже было после отца и перед Игорем, и каждые отношения приносили маме невыносимые страдания. На кухне к ароматам еды примешивается отчетливый дух успокоительных капель и… алкоголя. В мусоре лежит бутылка вина, тщательно накрытая пустым пакетом, но у меня нюх на такие вещи.

– Мама, ты опять?

– Я немножко! – всплескивает руками и расплывается в несмелой улыбке. – Сынок, садись, кормить тебя буду. Ты приехал, это очень хорошо. Но голодный, наверное?

Она неловко суетится, смеется, а глаза снова на мокром месте. Вот-вот разрыдается.

– Мама, сколько это будет продолжаться? – рявкаю и упираюсь руками в стол. Нависаю над ним, смотрю на бледную и растерянную мать. – Ты из-за него пьешь. С ним тоже. Плачешь потом.

– Мирослав, – добавляет строгости, брови к переносице сводит, поправляет измятый халат. Не очень чистый, надо отметить. – Я, в конце концов, твоя мать. Я старше тебя, умнее и опытнее. Не лезь в мою жизнь, имей уважение!

Погрозив мне ложкой, она возвращается к кастрюле и зачерпывает горку плова. Плова, который я на дух не выношу. С детства. Но сейчас, когда у мамы очередная драма, когда она срывается в тоску и истерику по ушедшему Игорю, о таких мелочах не помнит. Собственно, когда помнила? Но об этом сейчас думать не хочется.

– Алла, ты бы это… не перекладывала на парня это все. Нервы подбери, он ни в чем перед тобой не виноват, чтобы ты орала тут.

Тетя Наташа сердится, всегда готовая встать на мою сторону.

– Наташа, ты-то куда лезешь? – восклицает мама.

Мать нервно поводит плечами и гневно заявляет, что сама умная, поумнее прочих.

– У самой-то ни мужика нормального никогда не было, ни детей. А туда же, ты гляди, поучать решила.

Тетя Наташа качает головой и разводит руками. Мол, сколько можно? И порывисто выходит из кухни, чтобы покурить на балконе, снять стресс. Мать в периоды своей тоски и мертвого достанет. Иногда я удивляюсь, зачем тетя Наташа ее терпит? Чтобы вот периодически мокрой тряпкой по щекам получать и глотать горький дым вперемешку со слезами?

– Зачем ты так с ней? Она хорошая, ты бы пропала без нее.

Мать всхлипывает, запрокидывает голову, моргает часто. Вот-вот заплачет, но каким-то чудом у нее получается сдержать слезы. Снова принимается орудовать в кастрюле, а меня бессильной злобой накрывает: