
Онлайн книга «Сто рентген за удачу»
А дальше с востока и северо-запада покатились две звериные «волны»… «Шоколад принес?» — В сознании секалана четко нарисовалась коричневая горьковатая плитка — его излюбленное лакомство. Он облизнулся сизым влажным языком и сглотнул слюну. — Извини, друг. — Я развел руками. — В следующий раз. Секалан заурчал: «Я и без шоколада очень рад тебя видеть, ты же знаешь!» — Знаю… А где же твоя подруга? Может, познакомишь? «Она стесняется тебя. Прячется за деревьями и не хочет выходить, глупышка». — Что ж… С женщинами такое бывает… А ты изменился, Ушастик. Мы не виделись всего два месяца, а будто целый год прошел. Ты как-то разом повзрослел, набрал силу. Да и стая у тебя просто огромная! «Да, я стал сильным вожаком, — похвастался он. — Почти таким же, как ты. Могу подчинять себе даже барсуков и лис-огневок, правда на очень короткое время… Но и без них мою стаю даже хуги боятся! Мы как раз собирались разгромить одно их поселение… кстати, здесь, неподалеку… но тут пришел твой зов…» — Значит, тебе пришлось заменить одно сражение на другое, — улыбнулся я. — Вот ведь хуги повезло. «Никуда они от меня не денутся, — фыркнул секалан. — Займусь ими завтра. Правда, сегодня моя стая сильно поредела…» — Мне очень жаль. «Ничего. Новых псов наберу. Безмозглых шавок в АТРИ хватает. А вот друзей…» — Это точно… Ну, мне пора, Ушастик. «Уходишь? Жаль… Еще увидимся, Бедуин!» Я промолчал. Может — да, а может — нет. Как карта ляжет… Хвощ высадил нас в нескольких километрах от Стрелки. Стояла поздняя ночь, когда мы втроем, с профессором и Мареком, пересекли залитое прожекторами отрытое пространство перед научной крепостью-лагерем. На мне был форменный бронекостюм с нашивками группировки чистильщиков и закрытый шлем — маленькая хитрость для часовых на вышках, чтобы они не узнали в пришельце Бедуина. Марека охранники знали в лицо, меня приняли за «чистюлю», а профессор представился по всей форме, перечислив свои научные звания и щегольнув названием НИИИАП. Нас без возражений пропустили в предбанник и предложили сложить в специальные металлические ящики огнестрельное оружие. Пришлось подчиниться, поскольку за нами наблюдали с помощью видеокамер. Если вдруг мы не захотим разоружаться, то внутреннюю дверь не откроют. Как только ящики закрылись, тут же заработали сервоприводы замков, бронированные створки обеих дверей пришли в движение — наружная захлопнулась, а внутренняя, напротив, открылась. В предбанник вошли двое дежурных: боец в эскаде и «ботаник» в костюме высшей биохимической защиты. Такой костюм запросто противостоял лошадиной дозе радиации, уберегал владельца от кислотного дождя, но вот бронебойными качествами похвастаться не мог. Кевларовые вставки закрывали лишь грудь и спину, а на шее под шлемом оставалась практически незащищенная полоса. Док первым приблизился к дежурным, якобы для проверки, но вдруг покачнулся, схватившись за грудь, простонал: — Сердце прихватило… Помогите… — и уцепился за бойца, чтобы не упасть. Тот машинально подхватил седовласого ученого, попытался осторожно усадить на пол к стене. Обе руки солдата сейчас были заняты профессором, ко мне он оказался боком, а «ботаник» вообще повернулся спиной. Потребовалась всего секунда, чтобы взять руку «ботаника» на болевой, вспороть ножом плотную прорезиненную ткань защитного костюма и приставить лезвие к шее. — Никому не двигаться! — приказал я. Боец в эскаде машинально потянулся за оружием и одновременно попытался активировать закрепленную на плече тревожную кнопку. — Поднимешь тревогу — «ботаник» умрет, — предупредил я. Охранник наконец-то понял, что все серьезно. Он успокаивающе поднял руки и произнес: — Не дури, парень. Я не знаю, кто ты такой… Пришлось перебить: — Ты чего, Гоша, не узнал меня? Это же я, Бедуин. — Бедуин… Боец с тоской посмотрел на мигающий под потолком глазок видеокамеры. Я очень хорошо понимал его чувства. Еще год назад дежурных было трое: третий сидел в комнате по соседству и через экраны наблюдал за происходящим в предбаннике. Но людей катастрофически не хватало, поэтому решили ограничиться двумя дежурными. Дескать, все равно в предбанник пускают только «своих» — тех, кого знают в лицо охранники на вышках, так что чего зря страховаться. Разрабатывая план проникновения в лагерь, я рассчитывал именно на это — что тревогу будет поднять некому. — Слыхал я, что за беда с тобой приключилась, Бедуин, — заговорил Гоша. — Сочувствую… Но скажи, какого лешего ты сюда-то приперся? Уходи, а? Я тебе дверь наружу открою. — Откроешь, — кивнул я. — Только не наружу, а внутрь. — Зачем? — Потому что у меня заложник, — напомнил я и посильнее заломил руку «ботанику». Тот взвыл от боли и завопил: — Гоша, мать твою! Да открывай же эту долбаную дверь! — Семен? — узнал я по голосу заложника. Нормальный парень, лаборант, кажется. — Прости, Сеня, ничего личного. — Это успокаивает, — пробормотал он. — Может, отпустишь меня, а? — Не сейчас… Гоша, мне терять нечего. Если через три секунды ты не пропустишь меня в лагерь, я уйду отсюда, только вначале прирежу Сеню. Георгий вздохнул и набрал на замке код, который менялся каждый день. — Молодец, — похвалил я. — Теперь положи оружие на пол и отфутболь ногой ко мне. Боец выполнил. Я заставил Гошу снять эскаду, а затем Марек крепко связал его и вставил кляп. Потом то же самое мы проделали с Семеном, заперли их обоих в предбаннике и вошли на территорию лагеря. Фонари исправно разгоняли ночную мглу. На улицах не было ни души. Светилось лишь одно окошко — у связистов. — Бедуин, мы с Доком к Потапу, как договаривались. — Марек закинул на плечо рюкзак с пыльцой и жалами. — Лады. А я заскочу по своим делам, а потом, если сумею, присоединюсь к вам. — Бедуин… — Зинчук сделал шаг ко мне. — Что, Док? Говори скорее, времени нет. Он замялся. Опять, небось, интеллигентские заморочки: хочет попрощаться, но не знает как. — Потом поговорим, Док. — Я махнул рукой и рысцой побежал в жилой сектор, где в этот самый миг сладко спал и видел приятные сны генетик Александр Разенков… …Алекс спал чутко и проснулся сразу, едва заслышал возле кровати осторожные шаги. — Кто здесь? — Генетик попытался нащупать выключатель настольной лампы, но не успел — болезненно-яркий свет фонаря резанул прямо по глазам. |