Книга За девятое небо, страница 150 – Екатерина Мекачима

По-прежнему сидевший на тояге Дрозд согласно чирикнул.

– Вспомни весь свой путь в Нижнем Мире, – вновь обратился Светозар к Велю, но юноша покачал головой.

– Я думал, что иду ради себя, – сказал он. – Но когда увидел её…

– Это твоё испытание на пути воина. – Сын Леса пристально смотрел на Веля: Светозар слышал его думы, в которых было слишком много надежды на несбыточное. – Ты ещё…

Но Вель вновь покачал головой, и Светозар умолк.

– Не нужно, – нахмурился витязь. – Не нужно…

Веслав подошёл к креслу, в котором лежала Василиса, и опустился на пол рядом. Взял жену за руку и осторожно поцеловал холодное, как лёд, запястье.

– Я спасу тебя, – едва слышно прошептал. – Я вернусь к Мору в услужение, я сделаю всё… – Веслав умолк.

Распахнулись двери, и Веслав обернулся: вошла Мирослава. Её взор был по-прежнему стеклянным, в руках волхва несла две маленькие скляночки – белую и чёрную.

Веслав тут же встал и направился к Мирославе, но Светозар, опередив его, покачал головой, велев молчать.

– Вода… – растерянно прошептала Мирослава, протягивая скляночки Светозару.

Сын Леса протянул руку в ответ, и Вель, Любомир и Веслав замерли. Но волхва не спешила отдавать драгоценность Светозару – она нерешительно ступила назад и с опаской произнесла:

– Ты поможешь мне вернуть его? – Мирослава впервые посмотрела Светозару в глаза. Сын Леса ощутил невероятную тоску и несбыточную надежду, которая погубит Мирославу, если он…

– Да, – уверенно ответил Светозар, зная, что его Слово станет приговором. Но Мирослава сама избрала свой путь.

Вель настороженно смотрел на сына Леса – тон Светозара показался ему слишком ледяным, однако слова, будто скованные ворожбой, застряли у витязя в горле.

Мирослава кивнула и положила в руку Светозара скляночки с мёртвой и живой водой. Веслав, затаив дыхание, смотрел на то, как сын Леса закрывает ладонь, невзирая на то, что тонкие пальцы Мирославы всё ещё касались тёмного стекла. И только когда Светозар опустил руку с сокровищем, Веслав с облегчением вздохнул. Князь с трудом поборол желание подойти к Светозару и забрать у него воду – Мирослава продолжала заворожённо смотреть сыну Леса в глаза.

– Благодарю тебя, – прошептал Светозар, и волхва кивнула. – Тебе осталось только ждать… – шелестящее Слово окружило Мирославу неведомым доселе спокойствием, и волхва, что-то шепча, подошла к обитой бархатом лавке и села у окна, устремив взор в иное – в тот мир, где она была и царицей, и великой волхвой, что спасла весь Свет.

– Что ты сделал? – обратился к Светозару Вель.

– Открыл ей ту серебряную Песнь, о которой она всегда мечтала, – ответил сын Леса и подошёл к Веславу.

– Но… ты же сделал её ещё более… безумной, – гневно прошептал Вель, смотря то на шепчущую Мирославу, то на Светозара.

– Она сама выбрала идти за Тьмой, – сын Леса не повернулся к Велю.

– Сначала излечи её душевные раны мёртвой водой. – Светозар протянул Веславу белую скляночку, и князь кивнул. – Затем вдохни силу в тело – живой, – сын Леса передал Веславу чёрную бутылочку, и князь вновь опустился на колени рядом с Василисой.

Мир померк – Веслав не слышал ничего: ни того, как бранился Вель, который не верил в то, что Мирославу нельзя спасти; ни того, как Любомир пытался успокоить товарища, что подошёл к Мирославе и опустился на лавку рядом; не слышал трепета крыльев Дрозда, вновь кружащего по горнице; не видел ни самой горницы, ни настороженного взгляда Светозара, который ждал пробуждения Василисы не меньше, чем он сам.

С замиранием сердца князь отворил скляночку с мёртвой водой и осторожно приложил к устам Василисы – она не могла пить, поэтому Веславу пришлось запрокинуть жене голову, дабы она проглотила воду. Василису тут же окружил чёрный туман, который почти сразу растаял, открыв взору по-прежнему бездыханную деву. Невольный испуг пронзил холодом, но Веслав отогнал его и помог Василисе выпить живой воды – серебряное кружево скрыло от глаз Веслава жену: ворожба, мерцая, кружилась и медленно таяла, опадая на Василису и наполняя её живительным теплом. Теплом, о котором она давно забыла, – вечный мрак озарила вспышка далёкого света, и холод отступил. Свет разгорался, мерцая и искрясь, струился по тьме, открывая взору могучие деревья и свежую листву, шелестящую на лёгком ветру.

– Пора. – Ветер едва коснулся рукой лба и поправил волосы.

– Да, родная, тебе пора просыпаться, – прошептал солнечный свет, озаряя белые одежды берегини и искрясь в её пепельных волосах.

– Мама… – ахнула Василиса, и берегиня кивнула.

Счастье заполнило сердце подобно солнечному свету, Василиса побежала к матушке, но та лишь покачала головой и отступила, не позволяя дочери коснуться себя.

– Твой путь ещё не окончен, – берегиня, улыбаясь, смотрела на плачущую Василису. – Я больше не буду оберегать тебя, теперь ты справишься сама. Мне пора. Скоро прилетят Птицы.

– Я не хочу возвращаться, мама… Я даже не могу продолжить наш Род. – Василиса смахнула невольные слёзы. – Возьми меня с собой, пожалуйста…

– Мёртвая вода исцелила твой дух после странствия в Неявь, живая – излечила телесный недуг, что мучил тебя после случившегося на Блажене, – теперь ты сможешь продолжить Род, ибо Тьмы в твоём сердце не осталось, дочка, – мягко проговорила берегиня. – В Свету тебя ждут.

Василиса не успела ответить – свет застил берегиню; таял золотой лес, открывая взору полутёмные царские чертоги и расписной потолок – сусальное золото тускло блестело в тёплом свете свечей. Тяжесть вновь обретённого тела давила, и перед глазами всё ещё стояло видение из сна.

– Матушка. Матушка родная…

– Василиса… – едва слышно прошептали рядом, и Василиса опустила глаза. Подле неё на полу сидел человек в чёрных доспехах и в чёрном плаще. Длинные светлые волосы засаленными прядями лежали на плечах. Черты его испачканного кровью и духом войны заросшего лица казались такими знакомыми… Она его знает, точно знает… но откуда?

– Ты не узнаёшь меня? – спросил сварогин, нахмурившись.

Его голос показался Василисе таким родным, что защемило сердце… И…

– Веслав! – ахнула Василиса: она узнала его! Узнала того, кого и не надеялась больше увидеть.

Василиса потянулась к мужу, но слабость не позволила ей даже оторвать спину от кресла. Воспоминания разливались жгучей тоской, и холодные слёзы потекли из глаз: она сама оставила Веслава, она сама взяла руку Полудницы, и она сама искала спасения в объятиях Витенега, пусть даже и в Неяви…

– Всё позади, – прошептал Веслав и, приподнявшись, обнял жену. Василиса, горько плача, робко обняла его в ответ.

– Сколько прошло времени? – прошептала она сквозь слёзы Веславу на ухо.

– Немногим больше двух лет, – князь отстранился и, не отпуская любимых рук, опустился рядом.