Онлайн книга «Черные начала. Том 1. Том 2»
|
— Юнксу! Стой, погоди! Ты чего удумал?! — попыталась остановить меня. — Ты знаешь, что Лунная Сова только спит и видит в сладких снах тот момент, когда сможет тебя убить! — Плевать. Я не собираюсь никого убивать. Просто сделаю больно. — Юнксу! Да погоди ты! Юнксу! Ты меня слышишь?! Но, кажется, я уже ничего не слышал. Совсем ничего. Эти ублюдки просто не могут оставить меня в покое. Достают даже через такие сраные мелочи, херососы. И если они решили попробовать меня на зуб, я эти сраные зубы им в затылки повбиваю. А я уже стучался в дверь. Стучал по двери тихо, скромно, словно ребёнок стучится. Почему я был уверен, что он здесь? Да и вообще, это точно тот домик? Нет, плевать, как увижу, сразу пойму. — Юнксу! Очнись! Ты слышишь меня?! — Сгинь нахер. — У тебя опять начинается! — У меня ничего не начинается. — Ты просто не… В этот момент дверь открылась, и прямо передо мной оказался такой красивый пидорок, который на зоне отлично бы сошёл за бабу. — Сюрприз, — прошипел я и, не дав тому даже опомниться, со всей дури дал ему быка прямо в рожу. Послышался хруст, красавчик отшатнулся назад, но я не дал уйти в дом. Схватил за грудки и просто вышвырнул на улицу, заставив кубарем прокатиться по земле. Встал на четвереньки и тут же получил под дых, откатившись. — Где смелость, ублюдок? — прохрипел я не своим голосом. — Дружки очко пробкой не закрывают, и уже весь дух вышел? — Я тебя уро… Он не договорил — моя нога не дала ему этого сделать, когда захлопнула ему челюсть на полуслове. И я… набросился на него. Мне было тошно от него, от его рожи. От этого места. От всех людей, что меня окружали. У меня не было нелюбимых людей — я всех ненавидел одинаково сильно. И этот мудила был одним из тех, кто мне делал плохо и больно. Боль лечат — мудаков убивают. Где-то на границе сознания таяли крики, на самых дальних подступах виднелись тени, которые не несли мне ничего, кроме злобы и опасности. Они кружили в хороводе, готовые напасть, вгрызться в меня, словно тьма. И если они так хотят разобраться со мной, то пусть выстраиваются в очередь после того, как я закончу с этим. Этим. Он улыбался, он смеялся всем в лицо, и я сломал его лицо. Теперь он не смеётся. Лишь улыбается, и я уже оседлал его и теперь ломал его красивое, нежное и нетронутое горем лицо, чтобы даже улыбки оно никогда не выдавило. Он смеялся надо мной, ему было смешно. Он считал, что лучше меня. Но он даже не знает, через что я прошёл, чтобы убить его. Он никогда не терял дорогих ему людей, он не боролся за свою жизнь, не пытался выбраться из дерьма, которое тебя окружает и топит — нет, он пришёл и решил взять то, что ему не принадлежит. Решил, что весь мир у его ног. Я выбивал из него это чувство вседозволенности. Я вырву его рёбра, я выгрызу ему шею и выдавлю глаза. И я ломал его прекрасное представление о мире кулаками, сбивая их в кровь. Я должен сломать что-то прекрасное, чтобы почувствовать себя лучше. Когда от его лица ничего не останется, я буду чувствовать себя лучше, а сейчас он должен был сдохнуть. А потом я примусь за других, примусь за других, за всех, кто меня окружает. Они все хотят мне зла. Я должен убить их, я должен защитить себя. Я должен их всех сломать. Я просто хочу жить своей жизнью. У меня больше нечего забирать, и я убью их всех. Я… я… Я потерял связь с реальностью. Я замер. Я остыл, моему сердцу холодно. Я хороший. Я правильно сделал и наказал его. Я… — Сделал то, что должен был, — это был не мой голос, но он читал мои мысли. Да. Сделал. Я победил, а он плачет. Он плачет, но слёзы теряются в крови и мясе, оставшемся от его лица. Он больше не сделает никому плохо, он будет бояться. Ему больно и страшно, я победил. Мать гордилась бы мной, ведь я защитил тех, кто слабее. — Она бы не гордилась мной. Почему? Ведь я защитил слабого от сильного и плохого. — Она умерла, — пробормотал я, глядя на лицо человека. Мне было неожиданно плевать. — И она всё равно рядом, ты поступил хорошо, слышишь? Ты просто защищал слабого, кто доверился тебе. Отпусти его. Его боль не сделает тебе больше легче. Давай же, — такой мягкий голос. Наверное, такой должен был быть у матери. — Откуда тебе знать? — Я знаю. Я поднял взгляд и увидел, как вокруг толпятся теней шесть или семь. Они стали проявляться, жалкие, не способные справиться с собственным страхом, люди. — Они не причинят тебе зла, — девушка стояла передо мной, как ангел, единственная, другая. Светящаяся во тьме. — У тебя пилюли в кармане. Какие пилюли? Что за пилюли? Колёса? У меня? Я вытащил две серо-зелёных капсулы. — Засунь ему в рот. Давай же… — она осторожно взяла мою руку, прохладная, как зимняя стужа, и повернула ладонь вбок, чтобы те скатились ему в рот. — А теперь идём. Я провожу тебя домой. — Домой? — удивлённо спросил я. — Идём, — она протянула мне руку, словно ребёнку, и повела меня через какую-то деревню домой. — Кушать хочу. — Мы покушаем, идём, — ласково ответила она. — Идём, не бойся. — Меня трясёт… — Скоро перестанет, дорогой, скоро перестанет, — ворковала она, ведя меня через деревню. — Руки болят… Я осторожно вытянул из её ладони свою кисть и посмотрел на костяшки. Разбитые, все в крови, и опухшие, словно под кожу вшили несколько шариков. Мягкие, под ними чувствовалась кровь. Я нажал сильнее и… почувствовал, как они будто лопнули, и кровь разошлась куда-то в пальцы. Которые на попытку подвигаться ими отзывались болью. — Больно. — Скоро пройдёт. — Откуда тебе знать, ты призрак, небось никогда не дралась… — буркнул я. — Юнксу? — А? Чё? — Ты… помнишь моё имя? — А ты забыла уже его, Люнь? — хмыкнул я. Она выдохнула, хотя зачем призраку дышать? — Надо идти, позади тебя на крыше домика стоит та самая Лунная Сова, которая тебе желает смерти. — Тогда пусть спустится, я ей жопу порву во всех смыслах! — прорычал я. — Юнксу, Юнксу, дорогой, — схватила Люнь меня за щёки, не давая обернуться. — У тебя опять приступ был, понимаешь? Нам надо уходить. — Чего? В смысле? — Идём, идём. Я тебе по дороге скажу, давай, — она была удивительно дружелюбной, даже немного подозрительно. |