Книга Гостья, страница 23 – Симона де Бовуар

– Значит, тебя действительно все устраивает? – спросила Элизабет. – Я ставила нашу любовь гораздо выше. Что у нас за близость? Мы встречаемся в ресторанах, барах или в постели. Это свидания, а я хотела общей жизни с тобой.

– Ты бредишь, дорогая, – сказал Клод. – Между нами нет близости? Но у меня нет ни одной мысли, которой я не делился бы с тобой; ты чудесно меня понимаешь.

– Да, я владею лучшим, что у тебя есть, – сказала вдруг Элизабет. – Видишь ли, по сути, мы должны были ограничиться тем, что два года назад я называла идеологической дружбой; моя вина в том, что я полюбила тебя.

– Но я ведь тоже тебя люблю, – заметил Клод.

– Да, – согласилась она. Это раздражало: его ни в чем нельзя было упрекнуть, либо это будут мелочные упреки.

– Так что? – спросил Клод.

– Ничего, – отвечала Элизабет. В это слово она вложила безысходную тоску, но Клод не пожелал этого замечать; почувствовав облегчение, он обвел все вокруг радостным взглядом и уже готов был переменить тему, когда она поспешно добавила:

– В сущности, ты такой недалекий; тебе никогда не приходило в голову, что я не была счастлива.

– Напрасно ты себя мучаешь, – сказал Клод.

– Наверно, это потому, что я слишком тебя люблю, – задумчиво сказала Элизабет. – Я хотела тебе дать больше того, что ты мог принять. И если говорить откровенно, давать – это определенная манера требовать. Думаю, все это по моей вине.

– Не будем сомневаться в нашей любви, – сказал Клод, – такие разговоры я считаю совершенно бесполезными.

Элизабет с гневом посмотрела на него. Эта волнующая трезвость сознания, делающая ее в эту минуту столь трогательной, хотя он даже неспособен был этого понять, чему она могла послужить? Она вдруг ощутила себя циничной и суровой.

– Не бойся, мы больше не будем сомневаться в нашей любви каждый раз, как встречаемся, – сказала она. – Это-то я и хотела тебе сказать; отныне наши отношения будут совсем в иной плоскости.

– Какой плоскости? В какой плоскости они сейчас? – Клод был весьма раздражен.

– Я хочу, чтобы нас с тобой связывали спокойные дружеские отношения, – сказала она. – Я тоже, тоже устала от всех этих сложностей. Только я не думала, что смогу перестать любить тебя.

– Ты перестала любить меня? – с недоверием спросил Клод.

– Тебе это кажется настолько невероятным? – отозвалась Элизабет. – Пойми меня, я всегда буду сильно привязана к тебе, но ничего больше не буду ждать от тебя и, со своей стороны, верну себе свободу. Так ведь будет лучше?

– Ты бредишь, – сказал Клод.

Краска залила лицо Элизабет.

– Но ты с ума сошел! Говорю тебе, я больше не люблю тебя! Чувства могут меняться; ты даже не понял, что я изменилась.

Клод озадаченно взглянул на нее.

– С каких пор ты перестала меня любить? Ты только что говорила, что слишком любила меня?

– Это раньше я слишком тебя любила. – Она заколебалась. – Я даже не знаю, как я к этому пришла, но это факт, все не так, как прежде. Например… – И она торопливо добавила несколько сдавленным голосом: – Прежде я никогда не могла бы спать ни с кем, кроме тебя.

– Ты с кем-то спишь?

– Тебе это неприятно?

– Кто он? – с любопытством спросил Клод.

– Неважно, ты мне не поверишь.

– Если это правда, было бы честно с твоей стороны предупредить меня.

– Что я сейчас и делаю, – сказала Элизабет. – Я тебя предупреждаю. Ты же все-таки не думал, что я стану советоваться с тобой.

– Кто он? – повторил Клод.

Лицо его исказилось, и Элизабет вдруг испугалась: если он страдает, она тоже будет страдать.

– Гимьо, – неуверенно произнесла она. – Знаешь, это бегун из первого акта.

Это случилось; это было непоправимо, сколько бы она ни отрицала, Клод не поверит ее опровержениям. У нее уже не было времени подумать, следовало идти вперед, ни на что не обращая внимания; во тьме надвигалось что-то страшное.

– У тебя неплохой вкус, – заметил Клод. – Когда ты с ним познакомилась?

– Дней десять назад. Он безумно влюбился в меня.

Лицо Клода оставалось непроницаемым. Он нередко бывал подозрительным и ревнивым, но никогда в этом не признавался; он, скорее, готов был пойти на все, но только не высказать упрек, хотя это никак не успокаивало.

– В конце концов, это решение, – сказал он. – Я всегда думал, что художник не должен ограничиваться одной женщиной.

– Ты быстро наверстаешь потерянное время, – сказала Элизабет. – Да взять хотя бы малютку Шано, которая мечтает упасть в твои объятия.

– Малютка Шано… – Клод поморщился. – Я бы предпочел Жанну Арблей.

– И такое возможно, – согласилась Элизабет.

Она комкала свой носовой платок в повлажневших руках; теперь она осознала опасность, но было уже поздно, отступить не было никакой возможности. Она думала лишь о Сюзанне; а ведь существовали и другие женщины, женщины молодые и красивые, которые полюбят Клода и заставят любить себя.

– Ты думаешь, что у меня будет шанс? – спросил Клод.

– Ты наверняка не вызываешь у нее неприязни, – отвечала Элизабет.

Это было безумие, она продолжала упорствовать и с каждым сказанным словом увязала все больше. Если бы только было можно отказаться от этого тона. Проглотив слюну, она с усилием произнесла:

– Мне не хотелось бы, чтобы ты думал, будто я была неискренна.

Он пристально смотрел на нее; она покраснела, не зная, что говорить дальше.

– Это действительно была неожиданность; я все время собиралась тебе об этом сказать.

Если он и дальше будет смотреть на нее так, она расплачется. Этого ни в коем случае нельзя допустить, это будет трусость, она не должна бороться женским оружием. Однако это все упростило бы; он обнял бы ее за плечи, она прильнула бы к нему, и кошмару пришел бы конец.

– Ты десять дней обманывала меня, – сказал Клод. – Я бы не смог лгать тебе и часу. Я ставил наши отношения так высоко.

Он говорил с печальным достоинством поборника справедливости. Она возмутилась.

– Но ты не был честен со мной, – сказала она. – Ты обещал мне лучшую часть твоей жизни и никогда мне не принадлежал. Ты по-прежнему принадлежал Сюзанне.

– Не станешь же ты упрекать меня за то, что я соблюдал приличия в отношении Сюзанны, – возразил Клод. – Только жалость и признательность диктовали мое поведение по отношению к ней, ты прекрасно знаешь.

– Ничего я не знаю. Я знаю, что ты не оставишь ее ради меня.

– Об этом никогда не было речи, – сказал Клод.

– А если бы я поставила такой вопрос?