Книга Жена Тони, страница 81 – Адриана Трижиани

Чичи выложила тесто кольцом. Розария немного исправила его форму.

– Простите, – смущенно сказала Чичи, – у меня неважно вышло.

– Ничего, еще успеешь научиться. А теперь выпекаем двадцать минут в горячей духовке до золотистого цвета.

Леоне вошел на кухню с заднего крыльца, неся в руках большой пакет из толстой бумаги, доверху наполненный артишоками. Он поставил пакет на стол.

– Насколько я понимаю, на ужин я буду готовить артишоки, – вздохнула Розария.

– Я умею их готовить, – сказала Чичи.

– Да нет, не беспокойся, я справлюсь, – улыбнулась Розария.

– Пусть их приготовит Кьяра, – постановил Леоне.

– Я могу сама, мама, – заверила ее Чичи. – Ступайте отдыхать. Мне поможет Nonno.

Розария рассмеялась.

– Что тут смешного? – спросил Леоне.

– Да просто ты – и на кухне. – Розария сняла передник и направилась наверх. – Ты – и готовка!

– Я что-то не то сказала, Nonno? – спросила Чичи.

– Нет.

Чичи перебрала артишоки, выбирая для ужина самые крепкие. Леоне сел за стол и наблюдал за ней. Чичи с матерью и детьми гостили у них уже почти неделю, но свекр еще ни разу не завел с ней разговор сам и не задал ни одного вопроса.

– Как вам ваши внучки? – спросила она у Леоне, неся артишоки к кухонной раковине.

– Bella, bella, – покивал Леоне.

– Надеюсь, вы сможете однажды навестить нас в Нью-Джерси.

– Мне надо работать.

– Понимаю. Но, быть может, однажды в будущем, когда вы будете свободны? – Чичи стала чистить артишоки, отрезая длинные хвостики. – Саверио скоро вернется домой и снова будет гастролировать.

– Ты зовешь его Саверио?

– Когда мы познакомились, это и было его имя.

– Так звали моего отца, – сказал Леоне.

– Хорошее, сильное имя. Мне оно нравится.

– А когда же он стал Тони?

– Это имя ему дал руководитель одного оркестра.

Леоне скривился, не скрывая отвращения:

– Дурацкое имя.

– Возможно, но зато хорошо запоминающееся. – Чичи постаралась сказать это так, чтобы не прозвучало, будто она оправдывается.

Она разложила артишоки на противне, долила около дюйма воды и поставила противень в духовку, чтобы артишоки приготовились на пару.

– Люди ведут себя просто как стадо овец, – продолжал Леоне. – Запоминают то, что проще, а не то, что важно.

– Иногда это действительно так, – дипломатично согласилась Чичи.

– Это всегда так. Мне стыдно, что мой сын отказался от своего имени.

Чичи вытерла руки о передник и села за стол рядом с Леоне.

– Наверное, вам трудно было это принять, – сказала она.

– Он свободен поступать как желает.

– В шоу-бизнесе это случается. Наши итальянские имена слишком сложны в написании и произношении.

– Но Фрэнк Синатра не изменил своего имени. Отказался, и все тут. Он носит то имя, с которым родился. Он гордится своей семьей. Своим краем. Своим происхождением. А мой сын – нет.

– Но ваш сын гордится своей семьей и тем, что он итальянец. Он ведь только об этом и поет. Это он и есть.

– Если бы он гордился своим именем, то не стал бы певцом, – отрезал Леоне.

– Почему вы так думаете? – удивилась Чичи.

Леоне пожал плечами:

– Да ты только погляди на мир шоу-бизнеса. Сплошные азартные игры, гангстеры, шантрапа, подпольные бары, притоны. Это не порядочные люди, и порядочные люди в такие места не ходят.

– Не уверена, что вы правы, синьор. Вашему сыну довелось выступать и перед кардиналами. – Чичи встала, чтобы подобрать ингредиенты для начинки артишоков. – Возможно, вам стоит поговорить с ним об этом.

– Он со мной не разговаривает.

– Почему?

– Это мой дом. Я построил его своими руками. В этих стенах я живу по определенному порядку. И ожидаю, чтобы мой сын жил так, как я его воспитал.

– Саверио хороший человек, папа. Он много работает, и он человек нравственный. У него благородный характер. Он вовсе не один из тех, кого вы назвали как часть шоу-бизнеса; он сам себе хозяин.

– Был бы сам себе хозяин, не менял бы своего имени.

Леоне встал из-за стола и вышел во двор. Чичи проследила глазами, как он шел по садовой тропинке. Ее свекр явно был человеком другой эпохи. Чичи решила, что необходимо найти способ заставить его жить в настоящем – ради его сына и ради их детей.

Известие о том, что Чичи отвезла малышей к его отцу, прежде чем он сам увидел своих детей, привело Тони в ярость. Он поверить не мог, что она посмела это сделать, не спросив его позволения и даже не поинтересовавшись его мнением.

Он вынул из конверта фотографии дочерей и переложил их в бумажник, а письмо Чичи разорвал.

Тони заказал себе пиво в «Якоре», баре у пирса в Сан-Диего, куда моряки обычно заходили по выходным. Он стоял, облокотившись на барную стойку, когда почувствовал знакомый запах духов – гардения, припомнил он, – и обернулся. Женщина лет двадцати пяти, с длинными темными волосами, стояла за его спиной с бокалом в руке.

– Простите, – сказала она. – Я приняла вас за парня, которого жду.

– А он где?

– Опаздывает.

– Ну и дурак, – бросил Тони, отпивая пиво.

– Вы так считаете? – улыбнулась она.

– Не стоило ему оставлять вас одну, – заметил он.

Женщина снова улыбнулась и скользнула на высокий табурет рядом с Тони. Она приподняла со стойки его левую руку и всмотрелась.