
Онлайн книга «Пленница»
– Варвара Дмитриевна – моя невеста, и вскоре мы должны обвенчаться, – добавил Матвей. Окончательно оторопев от слов Твердышева, Андреевский принял молниеносное решение и велел: – Оставайтесь здесь, милостивый государь. Дмитрий Григорьевич устремился в гостиную, за дверьми которой минуту назад исчезла Варя. Войдя, он захлопнул за собой двери и глазами отыскал дрожащую дочь у бархатной портьеры. – Господи, Варенька, девочка моя, о чем говорит этот человек? Ты хочешь за него замуж? – в ужасе спросил он, приближаясь. Варя бросилась к отцу на шею и тихо прошептала на одном дыхании: – Нет! Чтобы избавиться от его власти я была вынуждена бежать обратно в Петербург, батюшка. Я тяжела от него… – О Боже! – воскликнул Андреевский и, чуть отстранив от себя дочь, взял ее за плечи, и легко встряхнул. – Варенька, ты понимаешь, что говоришь? – Батюшка, я так виновата перед вами! – она залилась слезами, вновь упала на грудь обожаемого отца и зарыдала. – Но это горькая правда, я ношу его плод, уже шестой месяц пошел… – Отчего же ты не рассказала об этом раньше? – ласково спросил Дмитрий Григорьевич с любовью, гладя дочь по темноволосой голове. – Я боялась, что вы прогневаетесь на меня. – О, моя канареечка, – вздохнул Андреевский. – Ты же знаешь, я обожаю тебя. Только ради тебя я объездил почти все губернии за последние полгодаразыскивая тебя. Ты должна была мне все сразу рассказать. Какой удар! Твой милый брат прошлым летом так скоропостижно оставил меня на этом свете в скорби и печали. Теперь ты говоришь мне эти ужасающие вещи… – Простите батюшка, я такая плохая дочь. – Как же все это случилось? – Я так боялась вам все рассказать. – Расскажи сейчас, золотце, расскажи, я все пойму, – заметил ласково Андреевский. – Это человек служит управляющим на заводе у некоего Осокина, возможно, ты слышал о нем. Бургомистр Кунгура посоветовал мне остановиться в доме у этого Твердышева. Его дом в поселке у Верхне-Иргинского завода. Это место рядом с теми рудниками, куда сослали Алексея Ивановича. – Но как же получилось, что вы были близки? – Он взял меня силой, – прошептала она тихо, боясь поднять глаза на отца. – А потом неволил меня и принуждал выйти за него замуж. – Как же он посмел? – в негодовании воскликнул Дмитрий Григорьевич. – Ты любишь его? – О нет! Как вы могли такое подумать, батюшка?! – в слезах произнесла Варя. – Нет, я вовсе не люблю его. Избавьте меня от этого человека. Я ненавижу его! – Варенька, все, о чем ты рассказала мне, так чудовищно… – Ах, батюшка, я так страдала! Если бы вы знали! Алексей не желал моей любви и не хотел меня видеть. А этот человек преследует меня уже полгода. Я еле вырвалась из его дома. – Я уже говорил тебе, что ты зря уехала в те дикие края. Но ты совершенно не думала, что творишь. И вот видишь, как вышло? Ты обесчещена и ждешь дитя. А этот плебей стоит в моей парадной и требует тебя замуж. Как все ужасно! – Простите меня. Я так запуталась и так несчастна, – пролепетала Варя, всхлипнув. Она вновь упала к нему на грудь. И Андреевский ласково провел рукой по ее голове. – Что же ты хочешь, чтобы я теперь сказал ему? – Прогоните его! Скажите ему, чтобы он более не смел приближаться ко мне! Иначе вы упрячете его в тюрьму! У вас ведь есть связи! Лишь вы можете помочь мне! Она вновь зарыдала. – Не плачь, золотце, я все устрою. Только не плачь. Усадив девушку на диванчик и оставив ее в гостиной, Андреевский быстро вернулся в парадную. Твердышев так и стоял на прежнем месте в неподвижной позе и терпеливо ждал. – Милостивый государь, прошу вас немедленно покинуть мой дом! – без предисловий произнес Дмитрий Григорьевич, испепеляя Матвея злым взглядом. – Дмитрий Григорьевич, я хотел простить руки вашей дочери, – начал вновь Матвей. – Вы, как я посмотрю, наглец, сударь?! – уже раздражаясь, возмутился Андреевский. – Я никогда не дам благословения на ваш брак с Варенькой! И прошу вас по-хорошему покинуть мой дом и навсегда забыть дорогу сюда! – Я не уйду. Варвара Дмитриевна ждет моего ребенка. Мой долг позаботиться о ней и дать имя малышу. – Этого не будет, пока я жив! – пророкотал Андреевский и позвонил в колокольчик. Тут же в парадной возник Демьян, и Дмитрий Григорьевич властно приказал ему: – Собери дворню и выстави этого господина и его людей вон из парадной! – Дмитрий Григорьевич, выслушайте меня, – попытался вновь Матвей, видя, как Демьян возвращается с несколькими слугами. – Ну, чего ждете? Вон его! – прикрикнул на слуг Андреевский. Мужики попытались выставить Твердышева из парадной. Но Матвей вмиг затеял драку и сразу же уложил сильными ударами в лицо двоих из них. – Я все равно заберу Варвару Дмитриевну! Даже против вашей воли! – прохрипел Твердышев. Безумство с рукоприкладством продолжалось около получаса и закончилось на широком крыльце помпезного особняка. Пришлось звать пару дюжин мужиков-слуг, чтобы утихомирить Твердышева и его людей. Мало того, пока шла драка, Андреевский распорядился тотчас послать за исправником, который не замедлил явиться в особняк Андреевских с четырьмя полицмейстерами. После кратких показаний Дмитрия Григорьевича о том, что разбойники вторглись в их дом, полиция забрала Матвея и его людей. Через окно гостиной, чуть отодвинув занавесь, Варя хладнокровно следила за всем происходящим на крыльце. Когда два полицмейстера, следуя за исправником, с двух сторон подхватили под руки полумертвого Матвея, лицо которого было все в крови, и поволокли его прочь от особняка Андреевских, губы девушки сложились в хищную довольную ухмылку. Варя ощутила, что наконец-то этот наглец получил по заслугам. Твердышев явно заслуживал наказания за то, что насильничал над ней, за то, что свел в могилу страдалицу Арину и за то, что посмел думать, что может жениться на ней, Вареньке Андреевской. Санкт-Петербург, Петропавловская крепость, 1774 год, Февраль Тусклый свет едва пробивался сквозь небольшое оконце под потолком тюремной камеры. Затхлый вонючий воздух наполнял ноздри Матвея, и арестант глухо закашлялся, пытаясь согреться в этой холодной промерзлой комнатушке. Он ходил взад-вперед по небольшой мрачной камере, от каменной лавки с сеном, что служила ему ложем, до стены с окном. Вновь ощутив, что его знобит, Твердышев устало сел на каменное ложе. С каждым днем силы уходили из его тела, и он осознавал, что долго не протянет. На исходе был второй месяц, как он находился в каземате Петропавловской крепости. Сырость и грязь сделали свое дело, и Матвей, уже будучи простывшим, едва попав в каземат, еще сильнее заболел. Лихорадочное состояние и непрекращающийся кашель были уже привычными для мужчины, и он молил Бога лишь об одном, чтобы хотя бы выбраться живым из этого гиблого места. Он с омерзением посмотрел на заплесневелый кусок хлеба, лежащий в углу вместе с ледяной водой в железной кружке, и, обхватив себя руками, прислонился к промерзлой стене камеры. Вот уже более месяца он не ел ничего горячего и согревающего. Гнилой хлеб да кружка вонючей воды, вот весь паек, который он получал от тюремщиков ежедневно. |