Книга Когда заканчиваются сказки, страница 17 – Елена Кондрацкая

– Бакугасира. Баку, – сказал Хару, тыча в лист кусочком угля. – Ёкай.

– Чудовище, – подтвердил Кирши, не поняв ни слова. – У нас тоже похожие водятся, мы их убиваем.

– Не убивать. – Хару нахмурился и замотал головой, отчего его тёмные волосы тут же разлохматились. – Баку помогать. Есть кошмары. Пож… пожирает сон плохой.

Хару зачерпнул горсть воздуха у виска, забросил невидимый кошмар в рот и закивал.

– Понимает? Киши. Этот ёкай помогай тебе.

– Баку-что-то-там – пожиратель кошмаров? – Кирши постарался собрать слова Хару воедино.

Хару снова закивал.

– В Хиношима, – так называли Восточные Острова их жители, – Баку помогает всегда. Носи его у себя тут. – Хару приложил руку к груди. – И будешь спать хорошо. Баку придёт и съест кошмар.

– То есть это оберег? Простой рисунок? – Кирши с сомнением покрутил листок.

– Рисунок и имя. – Хару указал на иероглифы. – Вместе сильно.

– Ладно. – Кирши неловко улыбнулся, не зная, что ещё сказать, и, аккуратно сложив лист, спрятал за пазуху. – Спасибо.

Больше он не кричал по ночам.

Кирши оторвался от окна и приложил руку к новому шраму на груди. Он напоминал солнце, каким его часто изображали вольские художники, – круг с огненными лепестками короны.

Этот шрам был ещё одним подтверждением тому, что жизнь не принадлежала ему, что кто-то снова распорядился ею на своё усмотрение. Не Василиса должна была умереть, а он. Она хотела жить, мечтала, у неё была цель. Ему же жизнь была даром не нужна.

Уже второй раз дорогой человек умирает, чтобы сохранить ему жизнь.

Кирши ударил по столу, и боль молнией взметнулась от ладоней к плечам, спицей застряв в позвоночнике.

– Я этого не просил, – процедил он в темноту. – Ничего из этого я не просил.

* * *

Центральная площадь Даргорода, с трёх сторон окружённая Царскими Палатами, Звёздной Башней и гарнизоном Вольской Гвардии, за пару дней преобразилась до неузнаваемости. Выросла высокая деревянная сцена, над которой развевались три знамени Гвардии. Чёрное с серебряным вороном. Красное с золотым соколом. Небесно-синее с белым журавлём.

По бокам от сцены – два возвышения с креслами и деревянными навесами, защищающими от снега и ветра. Вороны украшали их красным бархатом и белоснежными цветами, наверняка из Журавлиных теплиц. Один навес, должно быть, для царя, второй – для Совета.

– Ну, как тебе? – Атли подошёл сзади и по-приятельски забросил руку Кирши на плечо.

Кирши едва не смело с ног волной его радости и гордости за свою работу.

– Решил устроить из посвящения Аньяны представление? – скептически заметил он и быстрым движением плеча стряхнул руку капитана.

– И пригнать на него побольше народу! – Атли щёлкнул пальцами перед носом Кирши и расплылся в мечтательной улыбке. – Так Совету будет нечего нам противопоставить. Назначение Аньяны будет подтверждено и одобрено народом. – Он ударил кулаком в ладонь и победоносно взглянул Кирши в глаза. – Ты чувствуешь это?

– Твою самовлюблённость? – Кирши криво ухмыльнулся и отступил назад, выставляя руку между собой и Атли. – О, да. Так и разит.

– Победу, Кирши! Они не смогут вмешаться, когда всё свершится на глазах у сотен горожан. Когда обряд свершится публично.

– Обряд?

Атли хитро прищурился и кивком головы отбросил светлые пряди с лица. Кирши невольно проследил за этим движением и залюбовался тем, как утреннее солнце путалось в золотых кудрях принца.

– Священный обряд посвящения, – важно проговорил Атли, вышагивая перед Кирши и простирая палец к небу, как часто делал Аргорад. – Белогор назначил командиров Гвардии простым письмом, но, чтобы заручиться поддержкой народа, нам нужны размах и опора на богов. Так что мы с Аньяной немного поломали голову и придумали Священный обряд посвящения.

– Побольше чар, дыма и искр?

– Смотрю, ты начинаешь понимать. Мы должны показать Совету, что всё в наших руках, а людям – что они под надёжной защитой.

Кирши ухмыльнулся и покачал головой.

– Что? – Атли остановился и всплеснул руками.

– Да ничего, просто ты очень похож на своего отца.

Лицо Атли перекосилось, а Кирши молотом ударила под рёбра злость.

– Не говори ерунды. Мы совершенно не похожи.

– А по-моему, все эти уловки и хитрости как раз в духе короля Севера.

Атли не ответил, только его злость продолжала сжигать Кирши изнутри, и он, признаться честно, был даже рад этому, хотя и не мог до конца объяснить себе почему.

К полудню площадь заполнилась людьми так плотно, что не то что яблоку было негде упасть – спица бы не прошла между закутанными в шубы и армяки горожанами. Серо-бурое море, разбавленное яркими каплями женских платков. Только ушлые коробейники умудрялись ловко скользить сквозь толпу и предлагать люду сахарные яблоки да красные блестящие леденцы.

В сопровождении десятка Соколов прибыли и расселись по местам девять чародеев Совета. Драган, с чёрной бородой в золоте, вышагивал впереди всех, опираясь на угловатый деревянный посох с большим фиолетовым камнем в навершии, камень, словно тонкие узловатые пальцы, крепко держало переплетение ветвей. Вид у Драгана был спокойный, даже равнодушный в отличие от Ярославы, которая шла следом. Она была бледна и явно недовольна происходящим. Тяжёлые височные кольца на бритой голове двумя огненными жар-птицами обрамляли лицо, отчего скулы чародейки казались ещё острее обычного.

Говен – дядя Атли – тоже был мрачнее тучи. Похоже, Совет оказался не в восторге от предстоящего представления.

Царь Радомир появился на площади последним вместе с царевичем Дареном и дюжиной слуг. Был с ними и воевода Ратибор – отец Аньяны. Он, как и полагается защитнику, сел слева от царя. А Дарен – справа.

Раздражённым Радомир не выглядел, скорее казался уставшим и постаревшим. Ходили слухи, что от царя сбежала молодая невеста и он, не сумев с этим смириться, предпочитал топить своё горе в бутылке, позабыв обо всех государственных делах. Где в этих росказнях таилась правда и была ли она там вообще, Кирши не знал, но едва царь опустился в своё кресло, к нему подскочил слуга с золотым кубком и усыпанным самоцветами кувшином.

Царевич Дарен шепнул что-то отцу, но тот лишь отмахнулся от сына и, встретившись взглядом с Драганом, отсалютовал чародею кубком, прежде чем осушить его одним глотком. Драган поморщился, но голову в ответ всё же склонил. А царь тем временем подставил кубок под тёмно-красный поток зелья из кувшина, который поднёс ему виночерпий.

Кирши притаился в самом дальнем и тёмном углу сцены под защитой драпировки, лениво наблюдая за толпой. Рядом стояла Аньяна – красивая, в ослепительно-белом кафтане и тяжёлой, подбитой мехом алой накидке до самых пят, она казалась стройнее и выше. Аньяна кусала губы и мяла в руках пергамент с речью.