Ночной кошмар на время забылся, но за кофе Мишель с дрожью вспомнила этот дикий сон, наверняка навеянный вчерашним неправедным судом над Джадой. Подумать только, никого не тронули любовь Джады к детям, ее жертвенность, ее порядочность и скромность! Где справедливость? Детей отняли у единственного человека, который действительно заботился о них, у матери!
Вспоминая, как суд коверкал людские судьбы, Мишель поневоле задумалась о предстоящем процессе Фрэнка, и ее прошиб холодный пот.
Но все это будет потом, а сейчас надо думать о Джаде. Вечером она звонила два раза, но никто не снял трубку. Господи, только бы она не задумала чего-нибудь с собой сотворить… Быстро прибравшись, Мишель отвезла Дженну в бассейн, поцеловала Фрэнки, который собирался с отцом в поход по компьютерным магазинам, набросила пальто и отправилась к Джаде.
Мишель думала, что ее встретит мертвая тишина, но уже с порога кухонной двери до нее донеслись оживленные голоса из глубины дома. Удивленная, она прошла в гостиную.
Джада стояла на коленях, что-то укладывая в коробку, а Энджи заматывала другую упаковочной клейкой лентой. Когда это, интересно, они успели так подружиться? Может быть, Энджи здесь и ночевала?.. Укол ревности был ощутим, но Мишель справилась с недостойным чувством. «Пора повзрослеть, дорогая», – сказала она себе.
Джада подняла глаза от коробки:
– О, салют, Золушка! Ты-то мне и нужна! Слушай-ка, я обнаружила в своем крахе одну положительную штуку: долой ТПР!
– Что еще за ТПР?
– Тревоги по поводу репутации, – расшифровала Джада. – Уж теперь-то я могу встречаться с тобой столько и когда захочу. Какое-никакое, а преимущество.
Мишель изумлялась, глядя на подругу. Откуда у нее силы еще и шутить? Жизнь Джады разрушена, а ее собственная жизнь… Как ей теперь жить, если ее соседями будут Клинтон и эта вульгарная особа? Прощайте, воскресные барбекю во дворе. Фрэнки, наверное, будет по-прежнему играть с Кевоном, возможно, и Шавонна как-нибудь заглянет к Дженне… Но никогда, никогда Мишель не позволит своим детям переступить порог этого дома! Нет у нее больше подруги. Не с кем будет гулять, некому пожаловаться. Она останется один на один со всеми своими кошмарами…
Внезапно Джада поднялась с колен и обняла Мишель.
– Всю ночь проплакала, а теперь вот делаю то, что все равно когда-нибудь придется сделать. У тебя все будет хорошо, Золушка, – добавила она, словно прочитав мысли Мишель. – Фрэнк выпутается из этой передряги, и вы заживете как раньше.
Мишель встретилась взглядом с подругой и вдруг поняла, что миг настал. Она больше не в силах хранить свою тайну. Джада, такая добрая, такая сильная, пытается ее поддержать, хотя у самой ужасное горе, а Фрэнк…
– Он… Ничего не будет хорошо! Он виновен! – почти выкрикнула Мишель и, упав на один из разномастных стульев Джады, спрятала лицо в ладонях. Какой стыд! Как ей теперь смотреть в глаза людям? Но в то же время у нее будто камень с душа свалился.
В комнате повисло молчание. Мишель слышала только стук собственного сердца и прерывистое дыхание, Джады.
– Я боюсь, – простонала она наконец. – Как же я боюсь! Честное слово, я не знала… не догадывалась… представить себе не могла, что он способен сделать что-нибудь плохое! Ну… не настолько плохое. После обыска я думала, что это месть ему за какую-то сделку. Даже когда его обвинили… – Мишель подняла голову, но быстро отвела глаза, поднялась и прошла к окну, чтобы хоть куда-нибудь смотреть. – Знаю, вы думаете, что я дура. Доверчивая дура, да? Но откуда мне было знать? Никаких звонков не было странных, никто не приходил… Откуда мне было знать?! – в отчаянии повторила она и повернулась к ним лицом. – Фрэнк нас любит, я знаю. Он поклялся мне, что невиновен, заставил меня поверить, а потом я нашла…
Мишель замолчала. Нет, даже Энджи и Джаде, самым близким людям, она не могла рассказать о находке. И вовсе не потому, конечно, что намеревалась когда-нибудь воспользоваться этими бумажками, будь они прокляты. Лучше умереть, чем прикоснуться к убийственной улике!
– Давно ты знаешь? – мягко спросила Джада. – Я заметила, что с тобой что-то не так, но думала, дело в шумихе вокруг вас, в соседских сплетнях… – Помолчав, она добавила: – Мне очень, очень жаль, Мишель.
Энджи подошла к окну, и Мишель в первый раз обратила внимание, какая она маленькая в сравнении с нею и Джадой.
– Тебе необходим адвокат, Мишель, – сказала Энджи. – Свой собственный и очень хороший. Лучше, чем я.
– И на что я буду его содержать? Работы у меня нет… Да и вообще, как вы не понимаете?! Фрэнк – отец моих детей, он их любит! И меня любит…
– Да ладно тебе, Мишель! – возмущенным и начальственным тоном, словно забыла, что находится не у себя в кабинете, воскликнула Джада. – Он тебя избил! От большой любви, по-твоему? Клинтон – бездельник и лгун, он поломал мне жизнь, но даже он ни разу не поднял на меня руку!
Мишель нахмурилась:
– Фрэнк всего лишь толкнул меня, я упала и ударилась об угол стола. У него сейчас тяжелые времена, его можно понять. Он меня просто толкнул. Один раз такое может случиться с любой.
– Ударил один раз – ударит и во второй, – возразила Энджи.
Мишель резко отвернулась.
– Нет! Больше Фрэнк такого не сделает! Он никогда меня не бил, ему было очень стыдно…
– Ну, еще бы! – процедила Джада. – А за вранье ему не стыдно? А за то дерьмо, в которое он тебя втянул, – не стыдно?
Мишель не хватило духа рассказать подругам, что она до сих пор не объяснилась с мужем. Да после этого они и не взглянут в ее сторону!
– Ладно… – пробормотала она. – Все будет хорошо. Мне, слава богу, не нужно свидетельствовать против Фрэнка, а врать ради него я сама не стану. Буду держаться в стороне и… и… может быть, все обойдется. – Она повернулась к Джаде: – Лучше скажи, что ты будешь делать? Куда ты поедешь?
– Брать мне отсюда особенно нечего… Здесь практически все куплено для детей, кроме разве что инструментов Клинтона, которые он и в руки-то не берет. Мы с Энджи решили, что я какое-то время поживу у нее.
– Здорово! Рада за тебя! – Мишель очень старалась, чтобы ее голос звучал искренне. – Как это мило с твоей стороны, – она повернулась к Энджи, – пригласить Джаду к себе.
Вот когда проснулось зеленоглазое чудовище, а вслед за ним пришло и чувство одиночества. Да что это с тобой? Совсем сума сошла? У тебя прекрасный дом, дети с тобой, и муж – что бы он ни натворил – тебя любит. И у тебя хватает совести завидовать двум одиноким женщинам, страдающим от предательства мужей?
ГЛАВА 38
Джада слышала, что именно такой бывает смерть. Только свет в конце тоннеля ее не ожидает. Тело ее жило само по себе, механически двигалось, что-то делало… а душа наблюдала за всем происходящим откуда-то из полного мрака. Ни злости, ни обиды, ни грусти. Все ушло. Она превратилась в робота, в управляемый автомат, способный укладывать вещи, жать на газ и на тормоз, руководить отделением в банке, но начисто лишенный чувств. Пожалуй, это даже к лучшему, потому что вернись к ней чувства, они были бы ужасающими: бессильная ярость, сокрушающая тоска и желание раз и навсегда покончить с нестерпимой болью. На автопилоте двигаясь по дому, Джада поняла, что не способна даже молиться. Господь отдалился от нее больше, чем ее собственная душа от тела.
