Книга Сияющая, страница 37 – Мара Резерфорд

– Ты можешь говорить, – сказал он. – Но шепотом и только по делу. Больше никаких песен.

Значит, я пела вслух. Должно быть, я была более безумна, чем думала.

– Извини.

– Ничего страшного. Если бы ты не запела, я бы, наверное, позволил белкам тебя съесть.

Я по привычке ударила его по руке, хотя совсем не была в игривом настроении. Я вытянулась, насколько смогла, в небольшом пространстве, чтобы мышцы не свело судорогой, и дернулась, когда пальцы задели что-то пушистое.

– Что это такое?

– Шшш. Это беличья шкурка. Я сделал из них одеяло.

Я вздрогнула и отпрянула от меха.

– Ты же знаешь, что на самом деле это не белки?

Когда он улыбнулся, мое сердце словно сжалось в кулак. Его кулак. Я воспользовалась возможностью и рассмотрела Эврана. Его острый подбородок смягчала многодневная рыжевато-каштановая щетина, но даже густые ресницы не могли смягчить выражение его зеленых глаз.

– Не могу поверить, что ты отправилась за мной, Лиора.

– Конечно, я это сделала, – нахмурилась я, глядя на него.

– В последнее время я ужасно к тебе относился. Мне так жаль.

Я хотела сказать ему, что даже если бы он перестал меня любить, я бы не перестала любить его. Никогда бы не перестала. Но вместо этого я пожала плечами.

– Я не могла просто позволить тебе здесь умереть, не попытавшись хотя бы тебя найти.

Он потянулся к моей руке, но я увернулась. Я больше не хотела слышать те же оправдания, которыми он кормил меня до этого, что мне было бы лучше без него. Секунду спустя я почувствовала, как кто-то дернул за веревку на моей талии, и Эвран потянул меня к себе.

– Лиора, взгляни на меня.

Неохотно я заставила себя посмотреть ему в глаза. Я давно запомнила цвет его радужек – насыщенный лесной оттенок, который всегда будет моим фаворитом из зеленой палитры.

– Почему ты избегал меня, Эвран? Что я сделала не так?

– Ничего. Ты не сделала ничего плохого. – Он отпустил веревку и поднес руку к моему лицу. – Не могу поверить, что ты этого не знаешь.

Я покачала головой.

– Откуда я должна это знать?

– В тот день у тебя дома… Ты смотрела мне прямо в глаза. Ты должна была видеть.

Я взяла его за руку.

– Я видела. И мне жаль, что я так с тобой поступила.

– Нет, ты не понимаешь. – Он помотал головой.

Я ждала объяснений, но он несколько минут молчал.

Я вздрогнула, когда что-то коснулось моей ноги.

– Не волнуйся из-за укуса, – сказал он, осторожно надавливая на кожу рядом с раной. – У белок острые зубы, но они не ядовиты.

Я об этом даже не думала и снова вздрогнула.

– Нам нужно отвести тебя домой. Твоя семья, наверное, с ума сходит от беспокойства.

– Это так. Но у меня есть припасы. – Я вспомнила о фляге и достала ее из сумки. – Я должна была сразу ее тебе дать. Тебя, наверное, мучит жажда. И голод.

Он взял флягу и пил, пока я доставала остатки еды.

– Что ты пил все это время? – спросила я.

– К счастью, вода на земле в лесу чистая. – Он указал на веревку на моей талии. – Это сделала моя мать?

– Да.

– Как ты узнала, что сможешь здесь видеть?

– Твоя мать об этом догадалась. Она отправила меня сюда…

– Она что?.. – Его глаза расширились.

Я подавила воспоминание о тех ужасных первых минутах, о той растерянности, которую почувствовала, столкнувшись с темнотой.

– Она втолкнула меня, чтобы проверить, погаснет ли мое сияние в гобелене. Дариус скоро вернется, и она не хотела уничтожать гобелен, хотя бы не попытавшись тебя спасти.

Он вздохнул и притянул меня к себе.

– Мне так жаль. Должно быть, ты ужасно себя чувствовала.

Я немного отстранилась.

– А ты не кажешься напуганным.

– Я думаю… – Он вдохнул и медленно выдохнул. – думаю, что здесь мое место. В одиночестве, где я никому не смогу причинить вред. Где я не смогу причинить вред тебе.

Я в замешательстве покачала головой.

– О чем ты говоришь?

– О своей магии, Лиора. Я говорю о своей магии.

– О твоей чем? – Последнее слово прозвучало так громко, что Эвран зажал мне рот рукой. Он затаил дыхание и прислушался. Через минуту он убрал руку, но все еще сидел в напряжении.

– От чего мы прячемся? – прошептала я.

– Лучше тебе не знать. Тебе нужно уйти, сейчас же. Пока нас не нашли.

– Я должна уйти? Я не уйду отсюда без тебя!

Он постучал указательным пальцем по губам.

– Пожалуйста, тише. Обещаю, что все объясню. Мне просто нужно, чтобы ты сохраняла спокойствие.

Я отодвинулась от него как можно дальше, что составило не больше двух футов.

– Я спокойна. А теперь объясняй. И быстро.

Он скрестил ноги и не делал никаких попыток прикоснуться ко мне.

– Я думаю, что еще в детстве понял, что владею магией. Мама ругала меня, что я остаюсь в лесу после наступления темноты, а я не понимал, о чем она говорит. Я мог видеть даже после захода солнца. Здесь, в гобелене, я вижу примерно на расстоянии десяти футов, но не дальше. В темноте все черно-белое.

Все это время Эвран владел магией. Целую минуту я сидела под тяжестью этой новости. Это объясняло, почему он подружился со мной в тот день в нашем саду.

– Но если ты знал, что владеешь магией, почему не сказал мне? – спросила я. – Я бы не чувствовала себя одинокой. Никто бы из нас не чувствовал.

– Я боялся своей магии.

Тогда я поняла, что в детстве никогда не боялась своей магии, даже не думала об этом. Магии в целом – да. Отец позаботился об этом. Но до недавнего времени я не боялась, что могу причинить вред себе или кому-то другому.

– Почему? – мягко спросила я.

Он избегал моего взгляда, явно от стыда.

– Я владею магией тени. Силой, которая исходит из тьмы. А не из света, как твоя. Когда я впервые наткнулся на гобелен, то увидел леса, реки и животных, целый мир внутри волокон. А не чистую тьму, которую описывала моя мать.

Я не могла представить, что на гобелене можно что-то увидеть. Он был таким темным, что на него было больно смотреть.

– Ты ей сказал?

– Нет. Я боялся, что она возненавидит меня или выгонит.

Мое сердце болело за него. Казалось, он верил, что темнота по своей сути является злом, но, хотя я никогда не чувствовала себя более потерянной и одинокой, чем когда впервые вошла в гобелен, я знала, что это неправда. Темнота означает покой, время, когда дневной мир затихает, а ночной оживает. Это передышка от дневной жары и возможность поразмышлять о вечном. Она прекрасна.