Книга Управление, страница 144 – Андреас Эшбах

Тем временем одинокие ночные исследования больше не служили углублению ее базовых знаний. От чего все зависит, она поняла давно. Но, если теперь она и оставалась упорно сидеть перед компьютером далеко за полночь, с покрасневшими глазами и болью в спине, то делала это потому, что искала уловку для спасения Артура, Мари и Отто от системы ТПИО. Уловку, чтобы не дать компьютерам в берлинском районе Лихтенберг отследить укрытие ее любовника, даже если она уже не сможет повлиять на процедуры поиска и, в случае необходимости, на сами данные.

Но как бы она ни ломала себе голову, придумать уловку, дающую гарантии, ей не удавалось. Как бы она ни вникала в конструкцию системы ТПИО, как бы сильно ни стремилась понять ее устройство, – что ей даже начинало казаться, будто она может предсказывать реакции системы, словно они с ней единое целое, – тем не менее она не нашла ни единой зацепки, чтобы надежно и в то же время незаметно манипулировать системой.

Во внешних подпрограммах это исключалось само по себе: такие части программы написаны традиционным способом, их будут читать десятки, если не сотни других программисток, так что любая малейшая манипуляция рано или поздно будет обязательно замечена.

В то же время нейроподобные сети в принципе могут послужить идеальным местом для подобных манипуляций, поскольку, в отличие от традиционных программ, они практически нечитаемы и никто по-настоящему не понимал, как они выполняют то, что выполняют. Но: сильная сторона таких структур заключалась в их гибкости, иными словами, они постоянно менялись, в результате чего не было никаких гарантий, что однажды установленная защита для Артура останется в силе, – может случиться и так, что система однажды и «забудет» о такой защите.

Да, ее пригласили участвовать в работе над чем-то неслыханным – а главное, требующим неслыханных усилий. Она провела в ведомстве еще и весь субботний вечер, а когда отправилась домой, сторож сочувственно сказал:

– Вы выглядите ужасно бледной, фройляйн Боденкамп.

Она едва уловила смысл его фразы. Только рассеянно улыбнулась ему, когда он передавал ей телефон, затем вышла в холодную ночь, а ее мысли все еще кружились между пороговыми величинами, интенсивностями соединения и обратными связями.

* * *

Ввоскресенье наступил вынужденный перерыв, но необходимый для нее. Она проснулась поздно утром и, измученная, едва встала с постели. В доме было поразительно тихо, тише, чем обычно.

Хелена неторопливо умылась, с трудом оделась, даже некоторое время посидела на краю кровати, чтобы прийти в себя, потом спустилась на кухню.

Йоханна приготовила завтрак, налила кофе и сообщила, что отца срочно вызвали в клинику из-за несчастного случая.

– А твоя мама велела передать, чтобы ты за ней поухаживала, когда встанешь.

Хелена вздохнула:

– Вот она и добралась до меня.

– Что ты имеешь в виду?

– А медсестра, которую нанял отец, еще не пришла?

– Сегодня же воскресенье. Все уже не настолько серьезно.

– Мне бы и самой не помешал кто-нибудь, кто за мной бы поухаживал, – сказала Хелена и сделала глубокий глоток кофе. Она действительно переусердствовала в последние дни, чувствовала странную дрожь.

Страх, догадалась она. Это страх не найти никакого способа защитить Артура. Это давило на нее тяжким грузом.

После завтрака она пошла наверх в спальню матери. Все-таки ей уже почти целую неделю удавалось избегать этого – что тоже значительное достижение, сказала она себе.

А долго это уже и не продлится; новый гипс матери выглядел далеко не так грозно, как первый.

– О, Хелена, – сказала она без всякого приветствия, – ты как раз могла бы принести мне таблетки и стакан воды. – В руке она держала модный журнал. В комнате было светло, но в воздухе пахло сыростью.

Хелена не сдвинулась с места.

– Отец велел тебе вставать как можно чаще.

– Твой отец – деспот, – возразила мать и махнула журналом в сторону бельевого комода. – Там все написано. Мне нужны две голубые, квадратные, и одна белая, круглая.

– Чрезмерный покой вредит заживлению. Кость нужно нагружать, иначе она неправильно срастется.

– Да-да. Приму таблетки и встану. Без них у меня кружится голова. Постой! – Мать повернулась, осторожно достала фарфоровую чашечку, стоявшую на тумбочке между пустыми кофейными чашками и стаканами с водой, и протянула ее Хелене. – Лучше всего положи туда таблетки.

Хелена взяла чашечку, в нерешительности держа ее в руке.

– Интересно, что бы сказал папа…

Мать раздраженно вскрикнула, схватила подушку и швырнула в Хелену.

– Ах ты, папенькина дочка! Вот и стала бы врачом, раз знаешь все лучше всех! – Затем она обессиленно опустилась назад и застонала: – Я и так встану. Потом. Как только приму эти чертовы таблетки, понятно? А вообще, можем вместе спуститься в гостиную и глянуть, что показывают по телевизору.

Хелена подняла подушку, которая ее едва коснулась, и положила обратно на кровать.

– Ладно, – сказала она, не желая спорить, и подошла к комоду, на котором стояла целая батарея небольших пузырьков с лекарствами.

Поставила чашку, подняла пузырьки и изучила этикетки.

– А как же зеленые таблетки?

– На вечер. Чтобы я лучше спала.

– Две голубые? – Хелена отвинтила крышечку.

– Да, две. И одну белую.

Хелена достала две голубые таблетки и опустила их в чашечку, которая при этом звонко зазвенела, словно колокольчик. Когда добавила к ним белую таблетку, та выпрыгнула из чашки, покатилась по комоду и исчезла в щели между мебелью и стеной, прежде чем Хелена успела ее поймать.

– Вот же черт! – выругалась Хелена и сделала шаг назад. Но таблетку больше не было видно. Комод всем основанием стоял на полу; все, что попадало в щель, можно считать потерянным.

– У Ирмгард вчера тоже так чуть было не случилось, – прокомментировала мать с кровати. – Может, мне все-таки стоит использовать что-то другое вместо этой чашки.

Ирмгард – медсестра, ухаживающая за ней в течение недели; измученная, тощая женщина с длинными седыми волосами, которую Хелена видела лишь однажды, мимоходом.

Хелена принесла ей голубые таблетки со стаканом воды и сказала:

– Подожди, я отодвину комод.

– Глупости! – возразила мать, держа в руке голубые таблетки. – Просто дай мне другую. Все равно она теперь грязная.

Хелена осмотрела комод и уже наполовину была готова отказаться от своей затеи. Эта вещь сделана еще при императоре и казалась эдаким колоссом. Изначально его изготовили для ее прабабушки – из светлого дерева, что в то время было совершенно немодно.

– Пусть этим займется отец, когда вернется, – сказала мать, запивая таблетки, и добавила: – Для женщины слишком тяжело.