
Онлайн книга «Три "Д" для миллиардера. Свадебный салон»
![]() * * * — Там больше не осталось пюре? — спрашивает Давид и смотрит на меня взглядом, полным надежды. — Осталось, — отвечаю сыну. — Хочешь добавки? Давид преданно кивает. Я знаю, как любит мой младший мальчик пюре, поэтому всегда готовлю больше. Протягиваю руку за тарелкой и вздрагиваю, поймав точно такой же просящий взгляд. — Там только на одну добавку? — Тагаев старается казаться равнодушным, но выходит у него с трудом. Давид смотрит на отца с плохо скрываемой гордостью. — А я говорил! — затем раздумывает секунду и забирает свою тарелку. — Что такое, Давид, ты передумал? — переспрашиваю ребенка. — Давай, положу еще. — Не надо, — мотает головой сын и указывает глазами на Тагаева, — пусть ему больше будет. — Да, мамуль, — поддерживает брата Дианка, — пускай Артур ест. — Не выдумывайте, здесь всем хватит, — уверяю детей. — Ваш папа голодным не уйдет. Темные глаза вспыхивают, и все время, пока я раскладываю оставшееся пюре по тарелкам, чувствую на себе горящий взгляд. — Знаешь, Настя, о чем я подумал? — вдруг спрашивает Артур, и я мысленно вздрагиваю от непривычных ноток в его голосе. Интимно-уютных, как будто мы с ним давно вместе, будто мы семейная пара, у которой столько общего… Трясу головой, вроде отвечаю отрицательно, а в реальности хочу прогнать наваждение. — Я подумал, какие у нас с тобой добрые и щедрые дети, — продолжает Артур, и я поднимаю на него потрясенный взгляд. Не «у меня»? У «нас с тобой»? Точно так же потрясенно смотрят на Тагаева наши с ним дети. Поспешно отворачиваюсь, наполняя тарелки, чтобы скрыть смятение, и стараюсь больше не встречаться с Артуром взглядами. После обеда складываю посуду в посудомоечную машину, а дети убирают со стола. — Мне нужно поговорить с мамой, — обращается к ним Тагаев, и они выходят из кухни, поглядывая на нас с нескрываемым любопытством. Артур подходит почти впритык и упирается рукой в стену. От его неожиданной близости начинает кружиться голова, и я делаю слабую попытку убрать руку, но безрезультатно. — Помоги мне, Настя, — с напором говорит он, — пожалуйста. — В чем? — бормочу рассеянно. — Что ты хочешь, Артур? — Я хочу, чтобы они меня приняли. Чтобы не считали предателем. Чтобы называли отцом, а не Артуром. — Но что я могу сделать? Я говорила им, это бесполезно… — Не надо говорить, — перебивает Артур, и я умолкаю, непонимающе уставившись на взволнованного мужчину. — Ты можешь вообще ничего не делать. Просто будь рядом. При тебе они совсем другие, и меня воспринимают по-другому. Переезжайте ко мне, в мой дом. Вчетвером. Я хочу видеть, как они растут, я больше не хочу потерять ни дня. У меня просторно, я не буду тебя стеснять. …Что? Удушающий жар обжигает грудь. Он зовет меня к себе ради детей, чтобы я помогла им привыкнуть к огромному тагаевскому дому? — Да, целых три этажа, я помню, — вырывается у меня против воли. — Даже если встретишь кого, не узнаешь. Тагаев внимательно меня разглядывает, а потом очень медленно отвечает: — Это другой дом, Настя. Здесь только два этажа. — Нет, Артур, — решительно мотаю головой, — я не перееду к тебе. Это исключено. Он мрачнеет, в голосе появляются металлические нотки. — Я могу узнать почему? «Потому что я нужна тебе только из-за детей. Потом, когда они привыкнут, ты перестанешь меня замечать. А я снова останусь с разбитым сердцем. Потому что я снова…» Прикладываю ладони к пылающим щекам. Нет, пожалуйста, только не это! Я больше не должна влюбляться в Тагаева. — Настя! — гаркает Артур, и тут звонит его телефон. Мы одновременно поворачиваем головы, и я успеваю выхватить глазами имя на экране. Ри… Тагаев перехватывает мой взгляд, раздраженно сбрасывает звонок, а мне хочется смеяться. С себя. Или плакать. Артур резко выдыхает и снова поворачивается ко мне. — Так я могу узнать, почему ты отказываешься? — Конечно, — отвечаю как можно спокойнее, — потому что у меня есть личная жизнь, Артур. И тебя она не касается. А если ты хочешь видеть, как растут твои дети, ты можешь приезжать сюда. Меня прошивает насквозь убийственным взглядом, но я делаю вид, что держусь. — А если я захочу остаться на ночь? Оставишь? — тон Тагаева скатывается к привычно-саркастическому, и я героически молчу. — И где же я буду спать? На кухне? В гараже? — В гостиной… — Да? Почему тогда не у тебя в спальне? Он сам осекается, и я отвожу глаза. Несколько минут мы оба молчим, остывая, и когда Артур начинает говорить, его голос звучит относительно ровно. — Я куплю квартиру. На твое имя. В центре. Там у меня будет отдельная комната, чтобы я мог остаться на ночь. А твоя личная жизнь… — он со свистом втягивает воздух. — Подождет твоя личная жизнь. Он разворачивается и выходит из кухни, пока я возмущенно хватаю ртом воздух. Срочно! Срочно звоню Димке и назначаю свидание! Нет, ну какой же наглец этот Тагаев! Наглец и хам… Со двора доносятся голоса. Артур прощается с детьми, садится в машину, и я решаю не высовываться. Уже наговорилась, хватит. Урчит двигатель, машина трогается с места, а затем раздается странный звук. Слышу, как хлопает дверца и чертыхается Тагаев. Выбегаю на крыльцо и застываю столбом. Тагаевский внедорожник помимо ободранного зада еще и подозрительно перекошен. Из задней шины со свистом вырывается воздух, а хозяин внедорожника недоуменно крутит в руках доску с гвоздями, плотно торчащими острием вверх. Тагаев замечает меня и выпрямляется. — Это. Что? — поднимает доску так, будто собирается ею в меня швырнуть. — Это садху, — отвечает за меня Ди. И хорошо, потому что я могу только открывать и закрывать рот. Как рыба. Немедленно на выручку приходят сыновья. — Это Стефина садху, — уточняет Давид. — Она нужна Стефе для занятия йогой, — поясняет непонятливому отцу Данил. — Я безумно рад, что ваша Стефа — практикующий йог, — наконец обретает возможность связно выражаться Тагаев. — Но как эта хрень попала под колеса моей машины? Вместо ответа ко мне поворачивается Дианка. — Мамуль, — говорит она тоном, какой больше подошел бы заговорщикам, собирающимся отравить своего короля, — ну раз уж так получилось, и Артур никуда не едет, может, пусть он ночует в нашей комнате, а мы пойдем в комнату Стефы? Я продолжаю хранить молчание, потому что рыбы всегда молчат. Даже если им есть что сказать. И даже если сказать очень хочется. |