Онлайн книга «Три комнаты на Манхэттене»
|
«Чьи деньги?» — спрашиваю я. «Мои, коль скоро не доказано противное», — отрезает он и вытаскивает из кармана сигарету. Я проверяю номера кредиток по последним сводкам о кражах, проверил список лиц, на которых объявлен розыск. Он смотрит на меня вежливо, внимательно, ни капельки не смущаясь. «Я полагаю, вы возьмете у меня отпечатки пальцев и пошлете их в Вашингтон?» — Ты их взял? — Да. Ответ придет завтра. — И будет отрицательным. — Знаю. Он ни разу не улыбнулся и не занервничал. Я спрашиваю: «Откуда приехали?» «С юга». «Из какого города?» «Вас интересует, из какого города я выехал утром?» «Хотя бы это». «Из Портленда. Вы, разумеется, хотите знать и название гостиницы, где я ночевал?» «Если вас не затруднит». Я делаю знак Бриггсу, моему заместителю, — давай на соседний телефон, проверь правильность сведений. «Из Портленда уехали автобусом?» «Нет. Добрался на машине до Бангора, позавтракал там в ресторане, рядом с муниципалитетом». «Взяли машину напрокат?» «Нет, сел в попутную». «Короче, добирались с помощью автостопа?» «Подвернулась оказия». «А после Бангора?» «Опять попутной. Машина, которая подвезла меня утром, — старый „понтиак“, принадлежит канадцу из Нью-Брансуика [24], номерной знак канадский, цвет темно-желтый». — Номер спросил? — Номер этой машины он забыл. Зато помнит номер той, что подвезла его под вечер. — Запомнил тоже случайно? — Да. — Ты не сказал ему, что это странно? — Сказал. — Что он ответил? — Что ему не внове разъезжать по стране и он привык принимать меры предосторожности. — К тому, что его задерживают шерифы, он тоже привык? — Возможно. Вторая машина, как он утверждает, высадила его, как раз когда начался снегопад, около пяти, на перекрестке, откуда виден весь город. — То есть у «Четырех ветров». — Вез его черный «шевроле», принадлежащий рыботорговцу-оптовику из Кале. Ее номер он назвал. — Записал его, что ли? — Запомнил. Бриггс позвонил туда, и полиция тут же дала справку. В полночь я позвонил рыботорговцу. Он, должно быть, с вечера надрался — еле языком ворочал. «Не удивляюсь», — пробурчал он, захлопнув за собой дверь так, что в трубку было слышно. «Чему вы не удивляетесь?» «Тому, что он вами задержан. Я подвез его, чтоб было с кем поболтать по дороге. Два часа старался завязать разговор, но этот тип не дал себе труда ни слова сказать, ни кивнуть. Когда поднимались на холмы, окна запотели, и я опустил стекло, а он преспокойно его поднял — дескать, боится сквозняков. Время от времени доставал из кармана новую сигарету и прикуривал от окурка, мне даже не предложил. На прощание не сказал ни «благодарю», ни «до свидания». «Он сам показал, где его высадить?» «Нет, только назвал город, куда едет; я не захотел делать крюк ради такого субчика и высадил его на перекрестке». Бутылки заняли свои места на полках, Чарли пора было переодеваться. — Я бился над ним до двух ночи. Принес даже бутылку и два стакана в надежде его умаслить, и, по-моему, сам под конец набрался. Словом, парень не желает сказать ни кто он, ни откуда и зачем приехал. Не возражает, когда ему дают понять, что Джастин Уорд — не настоящее его имя. Имеет при себе чуть ли не пять тысяч и едет не поездом, не автобусом, а на попутных машинах, как бродяга какой-нибудь. В чемоданчике у него грязное белье, смена чистого, пара носков и домашние туфли. Я заговаривал с ним о том о сем, но так и не выяснил, чем он занимается. Руки у него белые и пухлые; судя по всему, работает он ими нечасто. Здоровье, должно быть, не совсем в порядке: время от времени он глотает пилюльку. Коробочку с ними таскает в жилетном кармане. «Печень?» — шутливо осведомился я. «Может, печень, а может, и другое». В офисе стало жарко, и он расстегнул пиджак. Я словно невзначай взглянул на подкладку и заметил, что он отпорол марку фирмы. Он прямо-таки читал мои мысли, вроде как шел за ними по пятам. «Это ведь мое право, верно?» «Бесспорно, но, согласитесь, отпарывать марку со своей одежды как-то не принято». «Бывает, что и отпарываешь». В конце концов я уже не знал, что с ним делать. Мои люди отправились по домам. Поскольку во время убийства фермера неизвестный ехал с рыботорговцем на Бангор, у меня не было никаких оснований задерживать его: с таким типом неприятностей потом не оберешься. «Уже поздно, — вздохнул он. — По вашей вине я остался без крыши на ночь: гостиницы, по-моему, уже закрыты. Словом, буду весьма обязан, если вы дадите мне здесь переночевать, а утром принять ванну». И самое смешное: сконфуженный шериф не посмел предложить ему койку в одной из арестантских, а повел его наверх к себе в квартиру. Миссис Брукс встревожилась: — Кто это? — Не волнуйся. Один приятель. — Какой приятель? — Ты его не знаешь. — И ты пускаешь в дом человека, которого я не знаю? После смерти тещи у Бруксов освободилась комната. Постели там не было, и Кеннету пришлось доставать из шкафа простыни, подушку, полотенца. — Когда я проснулся, незнакомец уже мылся в ванной. Прайса он не убивал, — вот все, что мне известно, Чарли. В остальном… — Я убирал на улице снег, а он подошел и поздоровался. — Ты позволишь? — спросил шериф, в третий раз берясь за бутылку бурбона с таким видом, словно делает это машинально. — Пари держу, он вот-вот вернется. — Не сомневаюсь. — По-моему, тебе самое время переодеться, — крикнула Джулия из кухни. — Вы оба там разболтались, как старухи. Шериф быстренько утер рот и счел за благо ретироваться. — Начнет тебе докучать — сразу вызывай меня. — Благодарю, с меня одного раза хватит. Был час, когда молодежь отправляется после церкви в аптеку поесть мороженого. Взрослые, перед тем как сесть в машины, задерживались на паперти; солнце в белесом небе казалось желтоватым пятном. Юго — согласно иммиграционному свидетельству его звали Михайло Млечич, но для всех он был Майком или просто Юго — еще спал: голый, огромный, мускулистый, с волосатой грудью и грязными ногами, он лежал поперек постели без простынь, а вокруг неслышно скользили две женщины и дети. |