Онлайн книга «Три комнаты на Манхэттене»
|
Она мне сказала: «Я очень рада за тебя, Франсуа. Я всегда была уверена, что все уладится». А они так и стояли у стола. В конце концов я пригласил их сесть, сам не знаю зачем. «Что вы будете заказывать?» «Ты же прекрасно знаешь, что я не ем перед сном. Только фруктовый сок». «А вам?» Этот идиот подумал, что должен заказывать то же, что и она, и не осмелился попросить чего-нибудь покрепче, а он в этом явно нуждался, чтобы придать себе апломба. «Метрдотель! Два фруктовых сока!» Я продолжал поглощать свой ужин, а она сидела передо мной. «Есть у тебя новости от Пьеро?» — спросила моя жена, вынимая из сумки пудреницу. Пьеро — так мы называли нашего сына. «Три дня тому назад я получил от него два письма. Ему там по-прежнему очень нравится». «Тем лучше». Видишь ли, Кэй… Почему-то именно в этот момент, не раньше и не позже, она попросила его: — Зови меня, пожалуйста, Катрин. Тебе не трудно? Он ходил взад-вперед мимо нее, на минуту остановился и сжал кончики ее пальцев. — Видишь ли, Катрин… Все это время, пока длился мой ужин, моя жена поглядывала на своего маленького идиота, как будто желала ему сказать: «Все же так просто, ты же видишь! Поэтому не надо бояться». — Ты ведь по-прежнему любишь ее, да? Насупившись, он дважды обошел комнату. Дважды останавливался и устремлял свой взгляд в сторону старого еврея-портного в комнате напротив. Затем, сделав затяжную паузу, как в театре перед главной репликой, он встал так, чтобы его лицо и глаза были ярко освещены, прежде чем четко произнести: — Нет! Он совсем не хотел волноваться, даже не был взволнован. Для него крайне важно было, чтобы у Кэй не сложилось неверного представления обо всем этом. И он торопливо заговорил в резком тоне: — Я уехал в Соединенные Штаты. Мой друг, один из наших самых крупных режиссеров, мне говорил: «Место в Голливуде тебе всегда обеспечено. Такой актер, как ты, может и не ждать, пока к нему явятся с предложением о контракте. Езжай прямо туда. Обратись к такому-то и такому-то от моего имени». Что я и сделал. Меня очень хорошо приняли, очень вежливо. Ты понимаешь теперь? — Приняли очень вежливо, но не предложили никакой работы. — «Если мы решим ставить фильм, где будет что-нибудь подходящее для вас, мы вам дадим знать». Или еще: «Через несколько месяцев, когда мы утвердим программу будущего производства фильмов…» Вот и все, Кэй. И ты видишь, как все это глупо. — Я же просила называть меня Катрин. — Извини, пожалуйста. Я постепенно привыкну. В Голливуде есть несколько французских артистов, которые хорошо меня знают. Они были очень добры ко мне. Все хотели мне помочь. Но я висел на них мертвым грузом. А у них и без того хлопотная и нелегкая жизнь. Я не хотел их больше стеснять и предпочел переехать в Нью-Йорк. Ведь контракты можно заполучить и здесь, а не только в Калифорнии. Сначала я жил в роскошном отеле на Парк-авеню. Потом в отеле поскромнее. И вот, в конце концов нашел эту комнату. И я был совсем один! Я был совсем один… Ну вот, ты знаешь теперь, почему у меня столько халатов, столько костюмов, столько обуви. Он прижался лбом к стеклу. К концу его голос задрожал. Он знал, что она сейчас подойдет к нему и сделает это совсем тихо, бесшумно. Его плечо уже ожидало ее руки, и он не шевелился, продолжал глядеть на еврея-портного в окне напротив. Тот курил огромную фарфоровую трубку. Голос прошептал ему прямо в ухо: — Ты все еще чувствуешь себя несчастным? Он отрицательно покачал головой, но не хотел, не мог еще обернуться. — А ты уверен, что не любишь ее больше? Тут он вспылил, резко обернулся, в глазах его вспыхнула ярость. — Какая же ты глупая! Неужели ты ничего не поняла? И все же нужно было, чтобы она обязательно поняла. Важнее этого ничего не было. А если не поймет она, то кто же еще будет способен понять? И вечно эта мания все сводить к самому простейшему, все сводить к женщине. Он стал нервно ходить по комнате и от злости отворачивался, проходя мимо нее. — Ну как ты не можешь понять, что главное — то, что произошло со мной, именно со мной, со мной! — Последние слова он фактически прокричал: — Только со мной, ибо я остался совсем один, в этом, если хочешь, все дело. Я оказался совершенно незащищенным, как будто вдруг стал голым. И я жил здесь один целых шесть месяцев. Если ты этого не понимаешь, то тогда ты… ты… Он чуть было не крикнул ей: «…ты недостойна быть здесь!» Но он вовремя остановился. И замолк с сердитым или, скорее, насупленным видом, какой бывает у мальчишек, только что переживших глупую ссору. Ему хотелось бы узнать, что же теперь после его криков думает Кэй, каким стало выражение лица, но он упрямо не смотрел в ее сторону и, засунув руки в карманы, принялся зачем-то разглядывать пятно на стене. Почему она не помогает ему? Разве сейчас не самый подходящий момент для нее, чтобы сделать первый шаг? Неужели же она все сводит к глупой сентиментальности и воображает, что его история — всего лишь вульгарная драма рогоносца? Он сердился на нее. Даже ненавидел. Да, готов был ее возненавидеть. Он немного склонил голову набок. Мать ему говорила, что в детстве, когда, набедокурив, он хотел это скрыть, то всегда склонял голову к левому плечу. Он решил рискнуть и посмотреть на нее буквально одним глазом. И увидел, что она плачет и одновременно улыбается. На ее лице, где еще были заметны следы слез, можно было прочесть такую радостную растроганность, что он просто не знал, что же теперь ему делать и как себя вести. — Подойди сюда, Франсуа. Она была достаточно умна, чтобы не давать себе отчета в том, как опасно было называть его так в этот момент. Значит, она была настолько уверена в себе? — Подойди сюда. Она говорила с ним, как с упрямым, упирающимся ребенком. — Подойди. И в конце концов он, вроде бы нехотя, подчинился. Она должна была бы выглядеть смешной в халате, который волочился по полу, в огромных мужских шлепанцах, без косметики на лице, с растрепавшимися за ночь волосами. Но она не казалась ему смешной, поскольку он все же направился к ней, пытаясь сохранить недовольный вид. Она обняла его за голову и положила ее на свое плечо, прижавшись щекой к его щеке. Она не целовала его, но и не отпускала от себя, чтобы он ощутил ее тепло, ее присутствие. |