Книга Харка, сын вождя, страница 24 – Лизелотта Вельскопф-Генрих

— Не знаю, отец, но теперь догадываюсь.

— Сейчас ты узнаешь это. Это знал мой отец, отец моего отца и его отец. Я слышал это из их уст, они открыли мне тайну. Теперь пришел твой черед, ибо ты — мой старший сын. В пещере, в которой мы с тобой были, в укромном месте есть золото. Когда зимой, после Большой Охоты, мы вернемся в наши леса, я покажу тебе это место. Но ты будешь молчать, пока у тебя не вырастет сын, которому ты сможешь передать эту тайну.

— Я буду молчать, отец.

— Хау.

— Хау.

Маттотаупа тяжело вздохнул:

— Мы освободим отца Черной Кожи, я дал слово. Но не с помощью этого золота. Ты понимаешь меня?

— Я понимаю.

— Хорошо. Тогда позови Черную Кожу.

Харка вскочил и, выбежав из вигвама, со всех ног бросился к реке. У него было смутное предчувствие, что за это время произошло несчастье. Люди, попадавшиеся ему на пути, — женщины, дети и даже несколько воинов — казались спокойными, но это еще ничего не значило, ведь дакота умели скрывать свои чувства.

На берегу Черной Кожи не оказалось. Харка спросил о нем Молодых Собак, без дела стоявших вокруг, но те ничего не знали о чужаке. По их словам, они, позабыв про него, обсуждали историю с загадочным камнем. Харка обошел весь лагерь в поисках своего нового друга. Он искал его повсюду — у табуна, у стаи собак, — спрашивал о нем Четана и даже Шонку. Никто ничего не знал. Харка дошел до ближайших дозорных. Те, мрачно выслушав его, стали еще внимательней вглядываться в окрестности.

Черная Кожа словно сквозь землю провалился. Но Харка продолжал поиски. Он еще раз наведался к Четану, но тот, услышав те же вопросы, так разозлился, что у Харки шевельнулось подозрение: может, все что-то знали и скрывали от него? Даже Четан?

С тяжелым сердцем пошел он назад, к отцу, чтобы сообщить ему об исчезновении чужака. Но вождю было уже не до него: посреди лагеря начался совет. Воины в праздничных одеждах сели в круг, в торжественном молчании раскурили священную трубку и начали обмениваться речами. Женщины и дети держались на почтительном расстоянии.

Харка тоже последовал их примеру.

Но его мучила тревога. Он не мог забыть вытянувшееся лицо чужака и вспышку ненависти в его глазах. Что мог подумать Черная Кожа, не понимавший языка дакота, когда Маттотаупа в ярости швырнул золотой камень в реку. Наверное, он решил, что вождь передумал освобождать его отца. Что же он затеял? Куда побежал в своем смятении и отчаянии? Что намерен был делать?

Харку охватил страх, становившийся все сильнее: что, если Черная Кожа Курчавые Волосы вернется к своему отцу и к пауни и расскажет им о золоте, увиденном в лагере дакота? «Белые люди никогда не должны узнать об этой находке!» — вспомнил он слова отца.

Харка опять отправился на песчаный берег, где началась эта ужасная история. Если хочешь найти след, нужно начинать поиск с того места, где он был виден в самый последний момент, то есть именно с берега. Вот здесь стоял Черная Кожа, когда Харка видел его в последний раз. Отпечатки ног мальчика еще были заметны на сыром песке. Харка долго разглядывал их, потом еще раз осмотрелся.

Но на траве и песке вокруг было столько детских следов, что Харка никак не мог определить, куда пошел Курчавые Волосы. Может, к броду? Харка внимательно, метр за метром, изучил берег. Главное для следопыта — терпение.

Вдруг рядом с ним кто-то остановился. Харка был настолько погружен в свои поиски, что даже вздрогнул от неожиданности. Подняв голову, он увидел Уинону.

— Чего тебе надо? — сердито спросил он. — Ты затопчешь мне все следы!

— Тебе незачем их искать, — тихо ответила Уинона, и его поразило то выражение гордости, с которым она произнесла эти слова.

Уинона была младше Харки, но девочки взрослеют раньше мальчиков. Ее истонченное голодом лицо приобрело новую, еще незнакомую ему черту — достоинство маленькой женщины. Он молча и как бы пристыженно смотрел на сестру.

— Харка, я могу сказать тебе, где искать Черную Кожу.

Уинона опять сделал паузу.

— Ты одна можешь мне сказать это?

— Я одна хочу сказать тебе это.

— Так говори! — произнес он, не глядя на нее.

Он был слишком взволнован и не хотел показать этого.

— Я скажу тебе это, хотя все молчат, как велел Хавандшита.

— Как велел Хавандшита?.. — воскликнул Харка чуть дрогнувшим голосом, в то время как Уинона выглядела совершенно спокойной.

— Знай же, Харка: когда отец увел тебя в вигвам и все смотрели вам вслед, Черная Кожа вдруг прыгнул в реку. Это заметили только я и Хавандшита. Мальчик нырнул, а когда вынырнул, Хавандшита помахал ему своим шаманским посохом, чтобы он вылез из воды и подошел к нему. Мальчик очень испугался шамана. Он приплыл к берегу и подошел к Хавандшите. В руке у него был тот самый золотистый камешек. Я видела это, хотя он старался, чтобы никто этого не заметил.

Харка нахмурил брови и уставился на сестру:

— Как это может быть? Такая широкая река и такой маленький камешек — как он мог найти его на дне?

— Харка, это наколдовали Хавандшита и его духи — иначе я не могу это объяснить.

— А что было потом?

— Потом Хавандшита взял камень себе. Ты ведь слышал из уст отца, что это злой камень. И вот теперь он у шамана в Священном Вигваме.

— Уинона, что с Черной Кожей? Где он?

— Хавандшита и его взял с собой в вигвам. Больше я ничего не знаю. Может, он решил сделать его своим помощником, а может — принести в жертву.

Харка молчал. Ему стало не по себе от сообщения сестры. Вот, значит, какую зловещую историю скрыл от него Четан! Что затевает Хавандшита? Зачем ему понадобились Черная Кожа и золотой камень? Почему он приказал всем молчать? Не случится ли с Уиноной какое-нибудь несчастье из-за того, что она нарушила этот запрет? Харка решил никому не говорить о том, что сестра доверяет ему больше, чем шаману. Даже отцу, раз Уинона сама не сделала этого. Даже отцу?.. От этой мысли по спине у него пробежал неприятный холодок. Золотой камень, похоже, и в самом деле приносит несчастья.

Харка посмотрел на вигвам шамана. На шесте перед входом висел среди шкур мацавакен. Что же происходило сейчас внутри этого вигвама? Из-за тяжелых бизоньих шкур не доносилось ни звука.

День клонился к вечеру. Солнце закатилось за горизонт и окрасило своим золотисто-багровым сиянием реку, воды которой вновь стали прозрачными, и луга, за последние дни покрывшиеся сочной зеленой травой и уже пестревшие первыми цветами. Прерия незаметно превратилась в роскошное пастбище. Мустанги, насытившись свежей травой, зябко жались друг к другу на прохладном ветру, а дрозды пели над ними свои вечерние песни. С востока быстро надвигалась ночь.

Проходивший на площади посреди лагеря Большой Совет близился к концу. Маттотаупа произнес заключительные слова, и мужчины встали.