Книга Нильс, страница 69 – Андрей Валентинов

Соль ничего не поняла, переспрашивать, однако, не решилась, почувствовав, как кровь приливает к ушам.

— Запретный же плод не сладок, а вреден. Может, сперва стоит все попробовать, а потом оценить и сделать выводы. Тогда ваш парень перестанет быть интересен еще до восхода солнца.

Пол внезапно показался скользким, словно каток, но она все-таки встала и шагнула к Камее. Остановилась совсем рядом, вдохнула запах ее кожи.

— Я… Я очень хочу попробовать!

Мягкие теплые губы коснулись ее щеки.

— Обязательно попробуйте, Соланж. Обязательно!..

Очень хотелось сказать: «Я вас люблю!», но вместо этого Соль из последних сил выдохнула:

— Страшно!

* * *

С Понсом они столкнулись в коридоре нос к носу, когда Соль спешила на завтрак. Поглядели друг на друга, отступили на шаг.

— Добрый день! — выдавила из себя дева Соланж.

Сквайра и на этого не хватило. Отвел глаза, потом вообще отвернулся.

— Извините, я очень спешу, то есть… Я… Я очень плохо поступил, очень. Я…

Не договорив, юркнул вдоль стены. Соль поглядела вслед. Функция? До утра ждать не придется, его имя она уже забыла.

* * *

Свободное место нашлось только за дальним столиком у стены. Пришлось пройти через ледяное молчание и пустые взгляды, подождать, пока стол, наконец, освободится. Почти сразу же из-за соседнего встали двое, отвернулись, шагнули к выходу.

В «секретной» кофейне тоже не повезло. Дуодецима не встретила, остальные же еле поздоровались. Кофе пить не стала, расхотелось. Можно было побежать к Камее, постучаться, поплакаться. Но Соль заставила себя вернуться в каюту. Если она и в самом деле любит Камий Ортану, не стоит лишний раз делиться заботами, она и так помогает, чем может. Это не ее война.

…В эфире, как назло шум, треск, чужая непонятная речь. Хотела уже выключить приемник, когда наконец-то услыхала знакомое:

Хотелось плакать, но она не плакала.

К концу их разговора Серж Бродски наверняка понял, что Жюдексом он своего автора не соблазнит. Чуть подумав, без особой охоты признал: герой, несмотря на всю его авантажность, не слишком интересен. Мотивация? А нет ее, разве что лютая ненависть к особам высшего общества. Неактуально, сейчас не времена Парижской Коммуны. Но что если взять совсем иного героя?

Лишний раз оглянувшись, Бродски полез в ящик стола, откуда была извлечена простая картонная папка с завязками. Открыл, перебрал газетные вырезки.

— Пока никому, понял? У меня, ты знаешь, кузен в префектуре служит. Так вот, один очень толковый комиссар, его фамилия, кажется, Мегре…

Светских людей убивают, но не слишком часто, каждый труп сенсация. Об исчезнувшем в апреле богатом американце газеты писали чуть ли не два месяца. А вот мелкий криминал гибнет постоянно, причем, строго по закону Дарвина. Полиция эти дела, конечно, расследует, но без особой охоты и с заранее известным результатом. Поножовщина между апашей — самое привычное дело. И только зоркий взгляд опытного флика различил в унылом перечне ничем не примечательных злодеяний чей-то уверенный почерк.

— Здесь этого нет, — Бродски кивнул на вырезки. — Закрытая информация. Все трупы с окраин, из самых криминальных районов. Убиты ночью, гибли по одному и по два, им стреляли в голову, с близкого расстояния. Оружие одно и то же, пистолет Bergmann Simplex довоенного выпуска.

— И что такого? — удивился бывший учитель. — С войны и привезли. Разве что, насколько я понимаю, для маньяка оружие не слишком удобное.

— Вот! — удовлетворенно кивнул редактор. — Именно, именно! Полиция считает, что убийца — бывший фронтовик, скорее всего, офицер. Живет бедно, оружие привез с фронта. Вероятно, кто-то из его близких пострадал от бандитов, и парень решил мстить на всю катушку. В полиции ему уже дали прозвище Симплекс. Как видишь, полный антипод Жюдексу. Не уверен, что читатель клюнет, но попробовать можно. Трагедия маленького человека, униженные и…

— …Оскопленные, — Анри Леконт не любил Достоевского. — Русский офицер Раскольников эмигрировал в Париж, его жену Агафирью и ребенка Попова зверски зарезали апаши ^[49].

— Почему Попова? — изумленно моргнул редактор, но Леконт только махнул рукой и попрощался.

* * *

— Пустите! Пустите! Злодеи, варвары! У-у-у!..

От неожиданности Леконт остановился. Зрелище и вправду поучительное — возле музейного корпуса двое крепких парней в одинаковых пальто крутят руки мсье Ардану, математику 45-лет.

— Изуверы! Убью, всех убью!..

Угроза была не пустой, третий, такой же одинаковый, сидел прямо в грязи, прижимая ладонь к окровавленной щеке. Рядом валялся знакомый бронзовый бюстик Анри Пуанкаре.

— Убью-ю! Убью, ах-х…

Крик оборвался, тело сползло на землю. Один из парней потер костяшки пальцев.

Гости пожаловали с утра на двух одинаковых авто с шторками на окнах. В первом офицер, тут же поспешивший к коменданту. Кто во втором, бывший учитель не увидел, пассажиры выходить не спешили. Теперь все стало ясно.

В комнате математика между тем вовсю шел обыск. В открытую дверь то и дело вылетали предметы, сначала книга, потом ботинок, а затем и целый стул. Наконец, и комнаты неторопливо вышел офицер и удовлетворенно огладил усы. Ардана уже при наручниках и без брючного ремня поволокли к машине. Горько заплакала мадемуазель экскурсовод.

— Нельзя же так! — возмутилась мадам Делис. — Мсье Ардан личность, конечно, своеобразная, но…

— А если он не математик, а сотрудник гестапо? — предположил бывший учитель, глядя в низкие серые тучи.

Мадам директор глубоко задумалась. Подошел дядя, дохнул коньячными парами.

— Ты прав, Анри. Какой секретный объект без шпиона?

* * *

Капитан Гарнье вид имел встрепанный и слегка растерянный. Усадив гостей, он пробежался от окна к двери. Остановился, задумался. И снова пробежка, но уже в обратном направлении.

— Я подал в отставку, но ее не приняли. Не справился, упустил!..

Фуражка, брошенная прямо на стол, не удержалась на краю и скатилась на пол, на что Гарнье и внимания не обратил.

— Приказали исполнять обязанности впредь до новых распоряжений. Эх, лучше бы я в Индокитай попросился!..