Онлайн книга «Очень хотелось солнца»
|
– Ты, конечно, больше не ходил его искать? – Мам… Я смотрю в окно через каждые пять минут. Ложь… Опять ложь. Как всегда ложь. Последнее время сын лгал ей легко. И кажется, при этом понимая – она знает, что он лжет. И все равно лгал. Сперва она останавливала его, «прижимала к стенке», заставляла сознаться, что соврал. Но это ничего не изменяло. Бурность этих сцен сказывалась только на ней, только она не могла потом долго уснуть, ворочаясь в постели от гадливости к самой себе, к нему. А он спал безмятежно и спокойно. И назавтра с такой же непробиваемой уверенностью в собственной правоте лгал ей, глядя в глаза, снова и снова… Она нажала «отбой» и направилась к остановке. Автобус, затем метро, потом троллейбус. Почти полтора часа. Путь казался ей невыносимо долгим, но денег на такси больше не было… И вот теперь она стоит на остановке, дожидаясь троллейбуса. Чавкая и хрипя, подполз-таки наконец синий разболтанный старичок. Днем такие на маршрут уже не выходили. Их намеренно пускали ночью в расчете на то, что беспредел молоднякового вандализма добьет вконец изношенное, но еще ползающее железное тело. Ходовая вроде еще в порядке – просто так не спишешь, даром что от салона почти ничего не осталось: латаные-перелатаные не подходящими друг к другу по цвету прямоугольниками сиденья, помутневшие стекла, облупившиеся ручки, местами уже неровный, чуть подседающий под ногами пол… И так не вяжущийся со всем этим новехонький щеголеватый валидатор в начале салона, сияющий цыплячьей желтизной. Зябнущие уставшие попутчики выстроились в очередь. Она не торопилась лезть в эту толпу – людей немного, стоять не придется. Наконец последний человек встал на скрипящую под его ногами ступеньку, и она двинулась к дверям, на ходу вынимая из кармана проездной. Двери с клекотом и стоном закрылись, троллейбус завздыхал, поднатужился и двинулся, поскрипывая и постукивая чем-то под днищем, в хрипящем динамике включился назойливо-бодрый дикторский голос, приветствующий на таком-то маршруте москвичей и гостей столицы. Села. Привалилась головой к стеку. Закрыла глаза. Двадцать минут сна у нее есть. Но сон не шел. «Нужно найти фонарик… Где-то у меня был фонарик?» – думала она. И сама себе усмехалась: с фонариком в ночном лесу отыскать раненую собаку, при том что совершенно непонятно, в какую сторону она могла шарахнуться из-под машины… Утопия… «Наверное, надо прихватить кусочек мяса, что ли… может, он почует запах и отзовется хотя бы стоном». Она достала телефон. – Да, мам. – Веня, подойди к холодильнику, достань из морозилки собачье мясо, оно нарезано порциями. Отломи один кусок и положи размораживаться. – Зачем? Я Линду и кота покормил. С Линдой погулял. – Пойди и сделай это. – У нее не было сил объясняться с ним. – И еще. Поищи, пожалуйста, в моем письменном столе, в самом нижнем ящике, фонарик. Достань его и проверь, есть ли в нем батарейки и работает ли он. – Мам, зачем? – Не надо меня ни о чем спрашивать. Просто пойди и сделай! – Мам… – Если его не будет в столе, посмотри на кухне в пенале. Если батарейки не работают, поищи у себя свежие и вставь. – Да зачем? – Веня! Пойди и сделай. Я буду минут через пятнадцать. И она убрала телефон. Троллейбус стонал, хрипел, чавкал, но исправно проворачивал под колесами асфальтовую ленту длинного-длинного шоссе. Двери, заедая, открывались, выпускали выходивших – входивших в это время уже не было – и, так же заедая, дергаясь, закрывались вновь. Вскоре в салоне не осталось почти никого – ей было ехать дальше всех, почти до конечной. Где-то с середины пути, как всегда в любое время года, бензиновый угар стал отступать, и сквозь этот вечный запах большого города потянуло лесом. Значит, скоро выходить. Наконец за окнами мелькнул зеленый неоновый крест – аптека. Она тяжело поднялась и пошла к выходу. «Может быть… пока я ехала, он все же пришел? Набегался. Ночью еще достаточно холодно, подмерз и пришел?» Она ступила во двор. Пусто. Феликса не было, она это чувствовала. И все же тихонько позвала: – Феликс! Феликс! Иди домой, Феликс! Для порядка обошла детскую площадку, заглянув под все горки, качели и кусты, осмотрела все пространства под всеми лавочками у подъездов, прошлась вдоль стен обеих «сталинок», образующих старенький, тихий, не тронутый современностью, словно еще пахнущий бельем на веревках и пивом под «вечернего козла», уютный микрорайончик. Конечно, Феликса нигде не было. И она откуда-то знала, что его тут нет. Поднялась в квартиру, повернула ключ в замке. Сонная Линда, переваливаясь с лапы на лапу, вяло замахала трехцветным роскошным веером хвоста. В коридоре возник сын. – Ты нашел фонарик? – Фонарик? А… нет. Сейчас… Он нырнул в ее комнату, загремел ящиками стола… Пошел на кухню. – А мясо вынул? – Мясо? Не… сейчас… – Сейчас уже не надо. Она поставила сумку и повернулась к выходу. – Мать! Фонарика нигде нет! – показался из кухни сын. – Где еще посмотреть? – Уже нигде, – она открыла дверь. – Ты куда? – изумился он. – На кудыкину гору. Дверь хлопнула, она стала спускаться по ступенькам, отгоняя от себя все другие тягостные мысли. Сейчас надо сосредоточиться и найти Феликса. Все остальное потом. Выйдя из двора, увидела лес, темным провалом зияющий в конце улочки. Два последних фонаря в конце – и полнейшая темнота за ними. – Феликс! Феликс!.. Бесполезно. Тишина. Только кто-то в доме, вдоль которого она шла, недовольно хлопнул фрамугой – дескать, орут тут всякие по ночам. Вот и место, где, как ей казалось, его могла сбить машина. Она еще раз прошла по нему: как и днем – ничего. – Феликс! Феликс!.. Может, застонет где-нибудь, заскулит? Ступила в темноту под сосны. Ни зги. Пошла, как ей показалось, по привычной дорожке – скорее догадываясь, что идет по ней, нежели что-то видя: теперь ватной была не только тишина, но и темнота. Впрочем, здесь просто некуда было бы свернуть – значит, надо искать в плотно окружающих дорожку кустах. Руками нащупала колючие ветки в темноте и, перебирая по ним, пошла. – Феликс! Феликс! Феликс!.. Минут через десять развилки дорожек. Тишина давила на уши, словно она нырнула глубоко в воду, глаза уже слезились от напряжения. Дальше он мог побежать куда угодно. Хотя… если ранен, то далеко бы он убежал? |