Онлайн книга «И горы смотрят сверху»
|
Они сели в прохладной тени. Хана была очаровательна: порозовевшая от воздуха и возбуждения, с белыми маленькими зубками, посверкивавшими на свету, с крошечной грудью и тонкой талией. Она сняла разношенные сестрами туфли, и среди зелени мелькнули ее белые ножки. Она сосала ягодку земляники, найденную тут же, в кустах, и капельки красного сока блестели на ее губах. – Фейгеле [9], – сказал он ласково, – ты знаешь, что похожа на птичку? Она лишь улыбнулась. Яркая розовая капелька скользнула вниз по шее, нырнула за воротник и скрылась. Вечером Ханох, простив обиду, подошел к Аврому: – Отдай за меня Хану. – Ты с ума сошел? – Тот аж поперхнулся от изумления. – За тебя? Хану? Тебе сорок лет! Ты ее родной дядя! – Знаю. Отдай. Люблю я ее. – Ты ж уезжаешь! В Азию! Нет, это невозможно… – Отдай, – стоял на своем Ханох, – я заплачу. – Возьми любую из старших, – подобрел Авром, – у нас же две девицы на выданье. Бери любую, отдам за так. – Не хочу, – упрямился Ханох, – ее люблю… – Где это видано? – возопила Малка, когда Авром рассказал ей про предложение. – Чтобы родной дядя на родной племяннице женился? Да еще сам-то старик, а она – кроха! Никогда! Только через мой труп! И Авром с ней совершенно согласился. На следующий день Ханох опять пришел с просьбой. В руках у него была пачка бумажных ассигнаций. – Смотри, – предложил он брату, – я заработал, скопил. Я отдам тебе все. Только оставлю чуть-чуть для поездки. Я заберу ее, сделаю счастливой. Она ж совсем зачахнет тут, – и он обвел руками убогую каморку. – А на эти деньги ты других замуж выдашь. Задумался Авром. Опять вопила Малка, опять возмущалась: – Где это видано? Аза мазл уйф майнэ сонаим! [10] И куда, куда он увезет мое дитятко? В пустыню! К монголам! Никогда! – рыдала она. – Ну, подумай, Малкале, – уговаривал ее Авром, – разве лучше, чтобы она здесь в нищете погибла, безмужняя и бездетная? Такой же шанс раз в жизни бывает! – К азиатам мое дитя – никогда не отпущу! – Он защищать ее будет, ведь он дядя! – А в постельку он ее затащит тоже как дядя? – съязвила она сквозь слезы. – Нет. В постельку он ее положит как муж, – отрезал Авром, который принял решение. Он был из породы людей, которые крайне не любят вносить в свою жизнь изменения. Тощий, с моргающими, хитрыми глазами, Авром уважал жену, был предан и послушен ей, но не терпел никакого на себя давления. Малейшее недовольство, цикохт, воспринимал он как личное оскорбление и тут же спешил поступить вопреки воле жены, часто вопреки также и здравому смыслу. Поэтому решения в семье принимались хоть и редко, но всегда нелепые и противоречивые. Теперь же между супругами вспыхнула настоящая война. Малка ни за что не соглашалась отдать дочь замуж за деверя, в то время как Авром был настроен решительно. Он рассуждал так: девице ничего хорошего будущее не обещает, женихов подходящих в округе нет и не предвидится. А брата своего он хоть и недолюбливал, но признавал за ним добропорядочность и совестливость. – Все ж таки не кому-то отдаем, а родному человеку. Можно сказать, все равно что отцу родному! – говорил он. Малка упиралась, как телок, которого ведут на заклание. – Не бывать такому! – твердила она. Наконец порешили, что устроят молодым «очную ставку». А там на семейном совете решат, быть браку или не быть. Вечером за чаем собралась вся семья. Старшие сестры знали о готовящемся, в то время как Хана ни о чем не подозревала. Она была одета в свое простое серое платье с ситцевой оборкой на рукавах, поверх юбки повязан черный передник; причесана гладко, волосы убраны высоко. За столом царило настороженное молчание, все чувствовали торжественность минуты. Хана начала нервничать, сообразив, что происходит что-то, ей неизвестное. Но до конца трапезы никто не решился начать опасный разговор. Напряжение сохранилось и до позднего вечера. Лишь совсем перед сном, когда семья устала от томительного ожидания, отец подозвал к себе Ханоха, уселся с ним в дальний угол, а Хане велел принести зажженные свечи. Все замерли в ожидании. Невеста задрожала, побледнела, но не смела ослушаться – взяла в руки подсвечники и отправилась в путь, занявший всего несколько шагов, но ей показавшийся вечностью. В голове роились тысячи мыслей, а сердце замирало от страха. Залитая светом свечей и краской стыда, но прямо глядя перед собой, предстала она перед братьями. Маленькая, хрупкая, невинная девочка, в жизни своей не ведавшая страсти, теперь вложила в свой взгляд всю решимость и силу. Отблеск свечей эффектно оттенял ее бледную кожу, а блеск в глазах придавал ей вид уверенный и гордый. – Пойдешь за него замуж? – спросил отец. Она, зардевшись еще больше, почувствовав на себе взгляд хитрых, сощуренных глаз, ответила не сразу. – Пойду, – выдавила она. – Ну иди, – усмехнулся Авром. И она, смутившись, поставила свечи на стол и поспешно отошла. Сыграли свадьбу. Скоро – ведь ехать нужно было неизвестно куда, на край света, в другой мир, в другую жизнь. После шумного и веселого обряда невеста отправилась в свою спальню – и оставалась там, пока не появились мать и старшие сестры в сопровождении женщины, вооруженной большими ножницами. По знаку матери она взяла в руки голову невесты, прижала к своей груди, и вскоре убийственные ножницы срезали одну за другой ее рыжеватые косы. Потом натянули на голову прилегающий тугой черный парик, из-под которого не должен быть виден ни единый ее собственный волосок. В качестве подарка Ханох преподнес молодой супруге новенькие ладные туфельки. – Жене сапожника не пристало ходить в разношенных ботинках, – сказал он. Прощались тяжело. Женщины плакали, каждая о своем: сестры завидовали Хане и жалели ее одновременно, мать мучилась от боли и тоски, злилась на мужа, допустившего такую разлуку, но молчала. Хана плакала, но в своем намерении оставалась тверда: лучше расстаться навсегда, чем помирать с голоду всем вместе. – Зол дир Гот оплайн! [11] – сказала мать на прощание. Авром подошел к Ханоху и промямлил: – На, возьми деньги, что ты мне дал. – Не надо, – начал было отказываться Ханох. – Бери, бери. Вам в дороге пригодится. Береги ее, – всхлипнул он, – младшенькую мою… Мизынкл… [12] – и на его худом морщинистом лице блеснула слеза. |