Онлайн книга «Маршал»
|
Правда, что в бараке Дады, что в рабочем общежитии Тоты по выходным да к вечеру – хмельные голоса, раскатистый смех. А потом, уже к ночи, вновь пурга разгулялась, засвистел ветер, холодно, от такой стихии всё замирает, особенно человек. А Тоте уже не спится. Страшно. С каждым порывом ветра кажется, что вот-вот этот деревянный сарай по бревнышкам разнесет. И теперь он жалеет, что эту ночь он с Дадой не остался, а ещё более жалеет, что, как только окончил свою работу, в пятницу, тут же не улетел – поддался страсти и связался с этой Дадой, у которой и на лице – двуликость, и в душе – вулкан, и в судьбе – кошмар. Последнее, как заразная болезнь, овладело состоянием Тоты. Однако жизнь, как природа, особенно на Крайнем Севере, очень переменчива. К полуночи пурга резко угомонилась, словно кто ей увесистый подзатыльник отвесил. Ободренный этим, Болотаев даже вышел посреди ночи на улицу. Тишина. Над головой океан звезд и такой мороз, что даже дышать тяжело. «Всё, поменяю тему исследования и более сюда не сунусь», – решил он, но оказалось, что и уехать отсюда на сей раз непросто. Машина, которая должна была в шесть утра заехать за ним и отвезти в аэропорт, не приехала. Встревожился Болотаев. Не только вахтершу, но и почти всё общежитие разбудил он криками в телефон. Бесполезно. Тота не на шутку разволновался. Если он не успеет на свой рейс, то у него и денег нет купить билет на следующий. А здесь и занять то не у кого, разве что у Дады. Вот так о ней волей-неволей почти всё время думал Болотаев и тут видит, как к общежитию подъезжает старенькие «жигули». Тота бросился к машине уговорить, вдвое, втрое больше заплатить, и из-за заледеневших стекол он не видит, кто внутри, а там за рулем Дада, и что странно, он даже не удивился и вопроса не задал, торопясь сел в машину, и лишь когда они выехали за посёлок – прямой зимник и он уже, как говорится, очухался, он надолго уставился на неё – правая, очень красивая сторона её лица, – с изумлением спросил: – А откуда машина? – Лёхина. Соседа. – А ты умеешь водить?.. И права есть? – Я окончила Военно-медицинское училище. Там всему нас учили, – тут она усмехнулась, – кроме лезгинки. Тоте было не до шуток, он ещё пребывал в напряжении, всё смотрел на часы: – А мы успеем? – Не волнуйтесь, успеем. – А-а как ты узнала, что за мной машина не приехала? – А вы мне сказали, с кем договорились. А я знаю, что его драндулет в такой мороз не заводится. Пошла посмотреть – точно. Пришлось Лёху будить. – Спасибо… Спасибо и Лёхе, и тебе, – уже спокойным голосом говорил Тота. – Вот. – Он достал деньги. – Это Лёхе и тебе. – О чём вы говорите? – жестко среагировала она. – Уберите, пожалуйста! Какое-то время ехали молча, но вскоре пассажир вновь встревожился: – Что это такое? – Теперь и лобовое стекло почти полностью заледенело и дороги не видно. – На такой скорости при таком морозе печь не рассчитана, – поясняет Дада – Только не волнуйтесь. Возьмите вот эту палочку и очищайте стекло. Тота стал скрести лобовое стекло. – Да не у себя, а передо мной. – Уже и Дада волнуется. С неимоверным усердием Тота стал скрести прямо над рулем водителя. Процесс малоэффективный, лишь маленький островок, как небольшое отверстие в мир, удается Тоте очистить, и, наверное, даже при этом Дада довела бы машину до цели, да словно коварный удар под дых, машина вдруг дёрнулась раз-второй, мотор заглох, стало тихо. Слышно лишь, как ещё скрипят шины, но и этот звук, как оледенелое сердце, замирает. Машина стала. Пару раз Дада ещё пыталась мотор завести. Аккумулятор сел. – Что случилось? – испугался Тота. – Мороз… Может, бензонасос замерз. – Что будем делать? – Сидим…. Бог пошлёт нам спасение. Будет кто-то ехать. Должен. – А если? – Надо верить. Молчим. Надо сохранить тепло и прислушаться…. Звук мотора услышим. – А если не остановит. – Тут такого не бывает… Не волнуйтесь. Тихо. Наверное, несколько минут молчали. А потом Дада тяжело вздохнула и очень тихо заговорила: – Знаете, наш детский дом был в здании губернатора Севера. В одной половине мы – дети врагов и предателей, а в другой жили семьи новых хозяев страны… В коридоре, в стене, осталась дырочка от гвоздя, в которую мы всегда подсматривали, облизывались и мечтали когда-либо жить… – К чему ты это? – также тихо прошептал Тота. – Просто когда смотрела в эту дырочку, что вы очищали, вспомнила, как подсматривали… Всё. Ничего не видно. Не увидела. И не увижу. – Что?! – заорал Болотаев. – Я не могу так умереть! Надо двигаться. Надо выйти. – Стойте. Сидите! В машине пока ещё теплее. – Нет! – Тота уже выскочил. Вслед за ним и она. Солнце не видно. Оно появится лишь к обеду, но небо уже светлое, синее-синее. Ни единого облачка. Стойкий мороз. Дада сплюнула. – Слюна не треснула, на лету не замерзла. Не ниже сорока. – Тебя это радует? – страх в голосе Тоты. – Да вы не бойтесь… Лучше сядьте в машину. – Разве это машина – колымага… Зачем ты на ней за мной приехала?! Дада отвернулась. – Что будем делать? – кричит Тота. – Может, обратно пойдем… А может, что рядом есть?! Я здесь околею. Моё пальто. – Наденьте мою шубу, – бросилась к нему Дада, и вправду на ходу снимая тулуп. – Нет! – вдруг прорезался голос Тоты. – Не смей! Я выдержу! – Кажется, машина! – воскликнула Дада. – Тихо! Тишина. Только от мороза где-то истошно затрещали карликовые болотные березы. – Я не могу… Мне плохо, – заныл Тота. – Я дура: второпях спирт, аптечку и даже спички не взяла… А может, в машине что есть. – Она кинулась в салон. – Есть!.. Это водка, а скорее спирт. Она откупорила бутылку, принюхалась, отпила глоток: – Ой! Спирт… Выпейте. – Она протянула небольшую бутылку. – Вначале глубокий выдох и не вдыхая глоток. После этой процедуры Болотаев стал кашлять, задыхаться, потом отпустило и даже стало полегче, потеплее изнутри. – А ну ещё раз. Всё повторилось. И после небольшой паузы Тота сказал: – Дай ещё. – Нет, – твердо сказала Дада. – Больше не положено, а то опьянеете и будет совсем плохо и опасно. – Мне уже плохо и опасно… дай, – двинулся он к ней. – Нельзя. – Она отошла. – Осталось немного… А вдруг придется машину поджечь. – Чужую машину? – удивился Тота. |