Книга Если о нас узнают, страница 56 – Кейл Дитрих, Софи Гонзалес

Эрин смотрит мне в глаза, и это отвечает на все вопросы. Мне повезло.

– Пойдемте поговорим, – приказывает Эрин, и мы двигаемся, я иду в ногу с ней. Зак немедленно появляется у моего плеча, и, хотя он не прикасается ко мне, пока люди все еще могут увидеть нас, его локоть касается моего, и я почти уверен, что это не случайно.

– Что смешного? – спрашивает Эрин, не глядя на меня.

На долю секунды она становится как моя мама, а я как в детстве, запертый в машине рядом с ней, пока она кричит на меня за плохое поведение. Но Эрин не мама, и мне не нужно паниковать, потому что это бизнес, мы все профессионалы, и это разговор с руководством.

Но тогда почему у меня скручивает живот и холодеют кончики пальцев? Почему мои глаза бегают по сторонам, ища спасения, на всякий случай?

– Ничего, – говорю я. Мой голос звучит неуверенно.

– Ты же знаешь, – говорит она. – Я понимаю, что сейчас все кажется очень захватывающим. Я помню, каково это – быть в первых настоящих отношениях. Но вам двоим придется поработать над тем, чтобы оставаться профессионалами.

Что-то очень похожее на страх пронзает мое сердце.

– Ох. Я думал, что все нормально.

– Вы думали, что хихикать, как школьники, на протяжении трех с половиной песен, на сцене, во время концерта, за посещение которого люди заплатили хорошие деньги, было профессионально? – спрашивает Эрин, наконец-то взглянув на меня. Она не улыбается. – Я знаю, ты лучше этого, Рубен. Это не ты.

Я чувствую, что умираю. Хочу найти где-нибудь маленькую норку, заползти в нее и свернуться калачиком, чтобы переждать день, а может быть, даже неделю. Она права. Мама убила бы меня, если бы узнала, что я сделал. Я должен следить за собой. Мы здесь не для развлечения. Мы здесь для того, чтобы делать шоу.

Как я мог позволить себе забыть об этом?

Рука Зака снова касается моей, на этот раз более крепко.

– Тем не менее мы прекрасно спели, – говорит он. – Не облажались.

Я ловлю его взгляд и качаю головой. Не хотелось бы еще больше нагнетать. Я просто хочу, чтобы Эрин отпустила нас, мы могли забыть об этом, и в следующий раз я сделаю все лучше и докажу свой профессионализм. Докажу, что я не совершаю глупых ошибок, как ребенок, играющий на уроке драмы.

Эрин резко поворачивается к нему.

– Вы не станете лучшими, вкладывая минимум усилий, – говорит она. – Вы зарабатываете не для галочки. Эти люди?

Они поклоняются вам. Для многих из них это единственный раз в жизни, когда они могут вас увидеть. Некоторые из них ждали годами. Не проявляйте к ним неуважения, делая непонятно что или веселясь, потому что у вас появилось новое развлечение. Если это повторится, нам придется поставить вас на разные концы сцены.

Подождите, она угрожает разлучить нас, как в детском саду? Может быть, мы и облажались сегодня, но я вряд ли думаю, что мы заслуживаем такого грубого тона, которым она разговаривает. Мой стыд смешивается с гневом, но беспокойство опережает все. Просто улыбнись. Кивни. Извинись. Не давай ей повода наказывать тебя.

Поэтому я прикусываю язык и коротко киваю.

– Прости. Этого больше не повторится. Не волнуйся.

Эрин резко просветлела.

– Хорошо. Это все, что я хотела услышать.

Прямо за нами заговаривает Валерия.

– Зак, можно тебя на секунду?

Я смотрю, как он отстраняется, озабоченно сдвинув брови. Они отстают от нас на несколько футов, так что я не могу расслышать ни слова. Но я уже знаю по выражению его лица, что мне не нравится то, что там происходит.

Когда он, наконец, отходит от Валерии и присоединяется к нам, мы уже начали раздеваться в гримерках. Я вопросительно поднимаю бровь, глядя на него, но он натянуто улыбается и качает головой, снимая куртку, передавая Виктору. Позже.

«Позже» не заканчивается до тех пор, пока мы не приезжаем в отель.

Зак проводит остаток ночи, погруженный в себя, тихий и отстраненный. Даже в автобусе он молча сидит рядом со мной. Очевидно, это совсем не похоже на прошлый раз, когда он молчал, сейчас я поглаживаю его руку большим пальцем, и он так сильно прижимается ко мне всем телом, что вдавливает меня в окно. Ему явно что-то от меня нужно, но он не хочет говорить при остальных.

Итак, как только мы выходим из лифта, и охранники занимают свои посты у наших дверей, я одариваю его фальшивой восторженной улыбкой.

– Хочешь посмотреть кино или еще что-нибудь поделать? – спрашиваю я.

Он нетерпеливо кивает с облегчением на лице.

– Эй, разве мы не приглашены? – спрашивает Энджел забавным голосом.

Джон вздыхает.

– Энджел.

– Мы постоянно сидим одни в номерах, потому что к нам нельзя приглашать гостей, Заку и Рубену не запрещают видеться. И тебе нравится быть одному. Так что, по сути, я единственный, кто страдает.

Лицо Зака вытягивается все больше с каждой секундой, и у меня официально заканчивается терпение.

– Никто не мешает тусоваться с Джоном, если тебе одиноко, – говорю я. – И никто не мешает тебе пригласить нас отдохнуть без всяких тусовок. Но не срывайся на нас из-за того, что тебе запретили приглашать гостей, Энджел. Мы пытались остановить тебя.

– Об этом никто бы не узнал, если бы вы втроем не погнались за нами и не устроили сцену, – холодно говорит Энджел.

– Ты этого не знаешь, – говорит Джон, переводя взгляд с одного на другого, его брови встревоженно поднимаются. – Тебе было бы паршиво в любом случае. И все уже сделано.

Зак обхватывает себя руками.

– Пойдешь с нами? – спрашивает он с легким отчаянием. Я почти уверен, что на самом деле он не хочет тусоваться с Энджелом и Джоном, иначе он бы заговорил в автобусе. Но пытаться заставить Зака ставить свои потребности выше чьих-либо еще – все равно что пытаться умолять пчелу не жертвовать собой ради улья.

Я пристально смотрю на Энджела. Энджел переводит взгляд с Зака на меня, затем поднимает руку.

– Нет. Я устал.

Они с Джоном направляются в свои комнаты, и Зак хмурится.

– До завтра? – спрашивает он.

– Конечно. Может быть, – он не смог бы звучать менее восторженно, даже если бы попытался.

Когда мы входим в мою комнату, Зак парит у двери, поднимаясь на цыпочки и снова опускаясь, как будто готовится взлететь. Я тяжело приземляюсь на кровать со скрипом пружин.

– Что случилось?

Он делает несколько медленных шагов по комнате, глядя из окна вниз на мигающие огни Праги.

– Ничего. Валерия просто сделала несколько замечаний о моих танцах.

Где-то глубоко внутри меня просыпается шестое чувство. Когда переживаешь целую жизнь пассивной агрессии и скрытых угроз, желудок начинает распознавать их раньше, чем разум. Это один из таких моментов.