Книга Всего лишь полностью раздавлен, страница 22 – Софи Гонзалес

Как ни странно, это было неплохо. Если никто не рассказывал мне, насколько ужасна ситуация, я мог убеждать себя, что это временно. Просто вспышка.

В общем, с моей новой ролью опекуна Кристы и Дилана, которая длилась с момента окончания занятий до момента отхода ко сну, у меня не было особой возможности попрактиковаться на бас-гитаре. По крайней мере, серьезно. А ребята в «Абсолюции прикованных» оказались настроены очень даже серьезно. Они не делали ошибок. Они не стыдили меня, если я лажал на репетиции и сбивал их, но было вполне очевидно, что так делал только я. Поэтому я начал забивать на обед и прятался в музыкальном классе, повторяя сложные куски снова и снова, пока они не становились второй натурой.

Однажды днем, в начале октября, я был так сосредоточен на том, что делаю, что не услышал, как открылась дверь. Только заметив краем глаза какое-то движение, я увидел Уилла. Присутствие кого угодно, не говоря уже о Уилле, когда я этого не ждал, повергло меня в шок: я подскочил на месте и выругался.

Уилл выгнул брови.

– Прости. Я думал, ты слышал, как я вошел.

Ох. Он выглядел сегодня по-особому хорошо, и планка поднялась весьма высоко. На нем была облегающая рубашка с длинными рукавами, цветом где-то между бордовым и сливовым, и узкие штаны цвета хаки. И до меня мгновенно долетел сладкий, мускусный аромат его одеколона. Того самого, который он использовал летом. Если бы запахи не вызывали в памяти воспоминания, я бы сумел не показать на лице свои чувства.

Я потряс головой, словно она была «Волшебным экраном» ^[17], тупо уставился на свою гитару, а затем принялся на ней играть.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Джульетт сказала мне, что ты здесь.

Предательница.

– Представить не могу, почему она решила, что тебе стоит быть в курсе.

– Я спросил ее, куда ты делся. Ты пропал.

«Просто продолжай играть. Уиллу никогда не стать таким же интересным, как бас».

Он прочистил горло.

– Я не знал, связано ли это со мной. Я могу попросить парней не подходить к столу, за которым ты обедаешь.

Я перестал играть.

– Глупости, – огрызнулся я. – У меня не получается репетировать дома, поэтому пришлось найти место в школе.

Уилл взял стул, стоящий у стены, и сел на него задом наперед, сложив руки на спинке. То есть он располагался с удобством. Хорошо, что не спросил разрешения, потому что я бы ему его не дал.

– Почему ты не можешь репетировать дома? – спросил он.

– Криста и Дилан каждый вечер у нас. Нет возможности.

Его лицо смягчилось.

– Как они? Я соскучился по ребятам.

– У них все хорошо. – Я снова начал играть: хоть что-то могло дать понять, что я слишком занят для разговоров.

– Как твоя тетя? – мягко спросил он.

Я не ожидал вопроса, но мое горло сжалось, а сердце начало грохотать, словно пыталось вырваться из груди. Я почувствовал привкус желчи. Пальцы перестали двигаться на грифу и струнам.

Уилл выглядел разбитым.

– Она?..

– Жива, – прохрипел я.

Уилл изучающе на меня посмотрел. Он и так обычно держал взгляд немного дольше, чем большинство людей, а теперь будто боялся моргнуть. Казалось, он заносит в каталог каждую из клеточек моей кожи. Словно они говорили ему то, что я не хотел.

– Мне жаль, что с ней такое случилось, – искренне сказал он.

На секунду я подумал, что он хочет встать. И подойти ко мне? Или уйти? Но он не пошевелился.

Я хотел поблагодарить его за заботу. И рассказать про тетю Линду то, что в чем не признавался в школе никому, поскольку не хотел вызывать ни у кого дискомфорт.

Я бы попросил его обнять меня и убедить, что все будет нормально.

– Осторожно, – заявил я. – Тебя могут обнаружить наедине со мной. Кто знает, что подумают люди.

Уилл пожал одним плечом.

– Сомневаюсь. Никто никогда сюда не спускается.

Неправильный ответ. Мою кожу закололо от холода, и я вернулся к гитаре.

Уилл вздохнул.

– Не могу выносить то, что между нами происходит. Прости меня за мое поведение на вечеринке. Мне очень жаль. Скажи, как мне загладить вину, и я это сделаю.

Если он думал, что я до сих пор злился, то он слишком сильно отстал. Сейчас я бесился из-за другого. К тому же я не должен уламывать его перестать меня стыдиться. Если же я стану умолять Уилла не игнорировать меня в школе, тот факт, что он послушается, ничего не будет значить. Все должно исходить от него, а иначе в чем смысл?

– О’кей, – пробормотал я. – Неважно. Мне надо порепетировать, поэтому я пытаюсь сосредоточиться.

Уилл кивнул, и я сразу захотел взять свои слова обратно. «Нет. Не уходи. Скажи что-нибудь, и пусть я сдамся. Убеди меня в том, что я больше не должен обижаться».

– Тогда ладно… тебе действительно надо порепетировать, – проговорил он.

Мои плечи поникли. Но другого я не мог ожидать. Все-таки я сам настоял, чтобы он убрался отсюда.

– Но если ты хочешь репетировать по вечерам, в любое время, приводи детей ко мне. Кейн еще их помнит, и, я уверен, он будет счастлив с ними поиграть. Можешь воспользоваться нашим подвалом или моей комнатой. Или побыть один, если захочешь.

Как неожиданно.

– Спасибо. Я подумаю.

Он смущенно улыбнулся, направился к выходу и закрыл за собой дверь.

В следующий понедельник он появился на уроке музыки. Так обыденно, словно это было в порядке вещей.

Уилл уселся за свободную парту в паре рядов от меня, и, вот черт, он, похоже, и правда должен был там находиться.

Вероятно, он перевелся. Зачем? С каких пор он стал тем, кто посещает уроки музыки? Я негодовал. Как он смеет заявляться сюда и портить мое занятие? Если он будет плохо себя вести, я загоню его в угол и заставлю перевестись обратно.

Урок был крайне важен для меня. Я не собирался позволять ему превращать это в шутку.

Я продолжал пытаться поймать его взгляд на протяжении всего занятия, но он ни разу на меня не посмотрел. Он сосредоточился на учителе и на учебнике. Никаких комментариев и смеха, никаких насмешливых подколов классу.

Вот именно тот тип сюрпризов, которые Великая Внеземная Сущность любила устраивать, чтобы делать жизнь интереснее. Я представлял ее там, наверху, с десятками других мистических фигур из каждой существующей религии, которые восседают на облаках, смотрят волшебный телевизор и глупо хохочут над моей растерянной физиономией.