
Онлайн книга «Кража в Венеции»
– Мы – офицеры полиции, синьор! Не бойтесь. Мужчина молча уставился на него. Франчини было около шестидесяти лет, он был в шерстяном костюме-двойке, с аккуратно повязанным галстуком – словно только что вышел из своего кабинета. На узкий лоб упала прядь редких седых волос. Глаза карие, опухшие от слез, нос – длинный и тонкий… – Синьор Франчини! – в третий раз произнес Брунетти. У него уже ныли колени от напряжения, пришлось наклониться и опереться одной рукой о землю. Комиссар выпрямился – не спеша и плавно, но это движение все равно отдалось болью в суставах. – Вам помочь? – спросил он у Франчини. Брунетти обернулся к Вианелло, замершему в паре метров от скамейки, и подозвал его к себе. Инспектор подошел, очень медленно, и остановился – на таком расстоянии от начальника, чтобы в образовавшуюся между ними брешь мог пройти человек. – Кто вы такие? – спросил Франчини. Он шмыгнул носом, высморкался и снова уронил руки на колени. – Я – комиссарио Гвидо Брунетти, а это – испетторе Вианелло. Нам только что сообщили о том, что случилось с вашим братом, и мы приехали. Брунетти махнул рукой в сторону причала, где стояли два пришвартованных полицейских судна, как будто это каким-то образом доказывало правдивость его слов. – Вы его уже видели? – задал вопрос Франчини. Брунетти помотал головой: – Нет. Мы только что приехали. – Это ужас – увидеть такое, – сказал Франчини. – Вы брат потерпевшего? – спросил комиссар. Собеседник кивнул. – Да. Младший. – Я тоже младший в семье, – сказал Брунетти. – Это нелегко, – сказал Франчини. – Да, нелегко, – согласился Брунетти. – Просишь его быть поосторожнее, но все без толку! Франчини умолк, удивленный собственной репликой, взял платок в обе руки и прижал его к глазам. Коротко всхлипнув, он опустил руки. – Не возражаете, если я присяду? – спросил Брунетти. – Беда с коленями… – Да-да, конечно! Франчини подвинулся влево, освобождая место рядом с собой. Брунетти со вздохом опустился на скамейку и вытянул ноги. По его кивку Вианелло направился к дому, но Франчини не обратил на это внимания. – Вы приехали из Падуи? – обыденным тоном спросил комиссар. – Да. Мы с Альдо всегда созванивались во вторник вечером. Вчера он не взял трубку, и я подумал, что лучше приехать и узнать, что произошло. – А почему вы решили, что что-то произошло? – все так же спокойно и доброжелательно поинтересовался Брунетти. – Потому что уже шестнадцать лет подряд мы с ним разговариваем по вторникам, в девять вечера. – Понятно, – сказал Брунетти и кивнул, подтверждая, что, по его мнению, это было абсолютно правильное решение. Комиссар словно невзначай посмотрел на собеседника и отметил про себя, что, несмотря на худобу, у Франчини двойной подбородок и крупные уши. – Вы приехали после обеда? – Я был на работе. Мы заканчиваем после трех. – А кем вы работаете? – Учителем. Преподаю латынь и греческий. В Падуе. – Это были мои любимые предметы, – произнес Брунетти. – Правда? – Франчини резко развернулся к нему, настолько приятно ему было это услышать. – Да, – подтвердил комиссар. – Мне нравится точность этих языков, особенно греческого. Все упорядочено, на своем месте. – А после школы вы ими занимались? – спросил Франчини. Брунетти с искренним сожалением покачал головой. – Боюсь, я чересчур разленился. Но до сих пор читаю итальянские переводы с этих языков. – Это не одно и то же, – сказал Франчини и быстро добавил, чтобы не задеть ничьих чувств: – Но то, что вы читаете эти произведения, уже хорошо. Брунетти выдержал долгую паузу, прежде чем спросить: – Вы с братом были близки? Франчини медлил с ответом еще дольше. – Да, – наконец произнес он и, еще немного помолчав, добавил: – И нет. – Как я со своим братом. – Выждав еще пару секунд, Брунетти спросил: – Насколько близки вы были? – Мы изучали одно и то же, – сказал Франчини, бросая на комиссара быстрый взгляд. – Правда, мой брат предпочитал латынь. – А вы – греческий? Франчини пожал плечами: – Что же еще? Он начал складывать платок в идеальный квадрат, как будто очевидная естественность этого разговора исключала необходимость плакать. – Нас растили в вере в Бога. Родители были очень религиозными. Сын воинствующего атеиста, Брунетти кивнул с таким видом, словно и в этом они были похожи. – Альдо был увлечен теологией больше, чем я. – Франчини быстро отвел глаза. – Решил, что это его призвание, и стал священником. Он все еще возился с платком, который к этому времени стал размером с пачку сигарет. – Потом это чувство прошло. По его собственным словам, он просто проснулся однажды, – а веры нет. Словно он перед сном положил ее рядом с кроватью, а проснувшись, не нашел. – И как он поступил? – спросил Брунетти. – Ушел. Отрекся от сана и, как следствие, тут же лишился места учителя. Там, где он преподавал, это запрещено законом, поэтому им пришлось обставить все как ранний выход на пенсию. И выплачивать ее ему. – Как он выходил из положения, живя в этом доме? – Брунетти заранее знал, что Франчини поймет: он спрашивает о деньгах. – Квартира принадлежала родителям, это наше с ним наследство. Брат поселился тут, а я остался в Падуе. – Живете там с семьей? – спросил комиссар. – Да, – последовал ответ, но без уточнений. – И вы звонили брату каждый вторник? Франчини кивнул. – Лишившись работы, Альдо очень переменился. Создавалось впечатление, что он потерял все, что было для него важно. Кроме латыни. Все свободное время он читал. – На латыни? – Я подыскал ему место, где это было возможно. Альдо хотел почитать труды святых отцов, – пояснил Франчини. – Чтобы снова обрести веру? – поинтересовался Брунетти. Он услышал характерный звук, с которым шерстяной пиджак потерся о скамью, когда Франчини пожал плечами. – Он не сказал мне об этом. – И прежде чем Брунетти успел открыть рот, добавил: – А я и не спрашивал. – И все свое свободное время он читал труды святых отцов. – В устах Брунетти это прозвучало как полуутверждение-полувопрос. |