Книга Рыжая на откуп, страница 39 – Рин Рууд

— Не Жули, — печально отзывается Божество.

— Нет, — скидываю мятую рубашку.

— И не Марго, — выдыхает Агатес.

— Увы, — томно шепчу и стягиваю пижамные штаны вместе с трусиками. — Совсем не Марго.

Мальчики переглядываются, и я готова упасть без чувств от возбуждения и любви к двум идиотам, которые медлят, словно стоят перед пропастью и боятся в нее прыгнуть.

— Боритесь, — ехидно стрекочет на подушке Чуба.

— Сгинь, — рявкает Агатес.

— Да к черту, — шипит Карн и первым кидается в раскрытые объятия.

Целует. Жадно и отчаянно, будто только о моих губах и мечтал. Валит на спину, решительно раздвигает колени и с рыком, который я на вдохе со стоном глотаю, вторгается. Агатес наблюдает за нами, но мои мысли ощущения сконцентрировались на толчках, руках и губах Карна. Бесстыдно и громко вскрикиваю в рот Божества, чьи движения становятся резче и жестче.

И именно в этой животной страсти, что подпитывается душевным отчаянием, я и нуждалась. Подкатывает волна экстаза, и я обхватываю ногами шерстистые бедра Карнона, который грубым рывком вжимается в лоно и в оглушительном реве вскидывает голову к потолку. Вторю его вибрирующему зову, наблюдая, как красивое лицо вытягивается в оленью морду, а шея и плечи покрываются мехом.

Рогатое чудище выгибается в судорогах наслаждения и, истерично всхрапнув, переваливается через меня и падает на матрас. Мускулистая грудь божества тяжело вздымается, и я не могу взгляда отвести от оленьей головы на массивной мохнатой шее.

— Это какое-то твое промежуточное состояние? — переворачиваюсь на бок и касаюсь влажного бархатного носа.

— Смертные боятся меня в этом облике, — гулко отвечает Карн и устало фыркает.

— Ты одновременно страшный и милый, — лезу пальцами в пасть под мясистые губы. — Покажи зубки.

Сзади ко мне прижимается горячим телом Агатес и медленно проводит ладонью по груди, талии и бедру, трепетно целую в плечико. Крикливое зрелище не утолило голод Колдуна, и его возбуждение перетекает в меня слабым огнем. Подаюсь тазом назад, прижимаясь к мужской плоти. Агатес мнет, поглаживает и похлопывает ягодицу слабыми шлепками, что подстегивают желание, но я не тороплю и перебираю мягкую шерсть на шее Карна, который, похоже, задремал — глаза закрыты, дыхание ровное.

Ладонь Агатеса ныряет к промежности. Когда она касается ноющих и набухших складок из меня вырывается стон, но Колдун поднимается выше и нежно массирует тугое колечко между ягодиц. В испуге замираю. Приятно, пусть неловко и стыдно. На моем шумном выдохе, палец Агатеса соскальзывает внутрь, и я непроизвольно вздрагиваю, уткнувшись лицом в грудь Карна.

— Доверься мне, — шепчет Колдун и вновь целует в плечо, продолжая изнутри осторожно массировать мышцы.

Голос обволакивает негой, и стараюсь расслабиться под неторопливыми и непривычными ласками. Издаю тихий стон, когда палец входит на всю длину, и Карн, притворяющийся спящим, приободряюще поглаживает по голове. Густое возбуждение разливается по всему телу, и я раскрываюсь Агатесу, отринув смущение. Колдун выскальзывает, и во мне уже два пальца. Под копчиком расползается тянущее удовольствие, и под вспышкой похоти я готова на большее, но Колдун не спешит.

Вводит последние фаланги и размеренно ведет пальцами по кругу, расширяя глубины моего ненасытного чрева и вожделения. Сладостная и постыдная пытка топит меня в жалобных всхлипах и стонах. Агатес вытягивает пальцы, чтобы вновь нырнуть ими до основания и растянуть струну моего желания. Массирует, дразнит горячими и влажными подушечками и вторгается в меня уже тремя пальцами. Болезненные ощущения тонут под внезапно накатившем оргазмом, и я под спазмами чувствую, как сокращается анус и туго обхватывает фаланги плотным кольцом. Истерично мычу в грудь Карна, содрогаясь в порочном наслаждении, и обмякаю в его объятиях.

Через минуту сладостной истомы поясницу обжигают капли мужского семени, и Агатес судорожно выдыхает мне в шею. Улавливаю его слабое неудовлетворение — он не получил того, чего хотел, но спешка отвратит юную и неопытную девочку от анальных игр, а у него тлеет надежда насладиться этой милой и аккуратной попкой сполна. Я в смущении закусываю губы. Лучше не знать мужских намерений, потому что они часто порочны и грязны.

Сажусь и приглаживаю растрепавшиеся волосы. Я не сожалею о произошедшем. Оказии и случайные связи с бывшими — не такая уж и редкость. Чувства у меня не остыли за столь короткий срок после беседы у пруда, но я, все же, говорю:

— Это ничего не значит.

— Не понял, — ворчливо отзывает Карн.

— А тут и понимать нечего. Мы расстались, — капризно веду плечиком, чувствуя недоуменные взгляды на спине.

— Ты нам мозги чайной ложкой ковыряла со своей любовью, — охает Агатес, — а теперь на попятную пошла?

— Я, конечно, вас люблю, мальчики, — оглядываюсь на голых гостей, — но я тут подумала… — я хмурюсь и продолжаю, — хочу познать и любить других мужчин. Сколько одиноких сердец желает любви? Множество. Например, тот же Ноа. Сколько лет он страдает от одиночества?

Вспоминаю лицо Последнего и его испуганные глаза, когда он понял, что симпатизирует мне и видит не просто рыжую взбалмошную девку, а женщину, способную согреть его сердце, и печально вздыхаю.

— Ты сейчас серьезно? — оленья морда Карна кривится. — Ты запала на Ноа?

— Она теперь сама Ноа в каком-то смысле, — Агатес приподнимается на локтях. — Вот и говорит всякий бред.

— Это не бред, — оскорбленно откидываю косу за плечи. — Вы эгоисты, раз считаете, что я должна любить только вас, хотя сами…

— Ты, сука рыжая, посмотри на меня, — Карн морщит олений нос.

Божество злится и ревнует. Неужели я не понимаю, что его облик — доказательство его влюбленности, которую он никак не может обуздать и вновь затолкать в черные глубины тоски и отчаяния. Божечки, Рогатый втюхался в меня и сам признал это. Кидаюсь к нему с объятиями и смеюсь в шерстистую шею:

— Я тебя тоже люблю, — перевожу взгляд на бледного Агатеса и шепчу, — и тебя, — и добавляю, — но могу любить и Ноа. Он же милый, хоть делает вид, что весь такой холодный и отстраненный.

— Невероятно.

А памяти всплывает улыбка Первого, и я осознаю, что ему все эти века тоже было одиноко и очень грустно. Он со стороны наблюдал за жизнью многих людей, которые любили, а он нет. Как же так? Надежда и без любви?

— У тебя совесть есть? Ты всех решила перелюбить? — Агатес вскидывает бровь.

— Кроме Висельника и Бродяги. Один мудак, а второй самодостаточный пьяница, — падаю на спину между парнями и сжимаю их ладони. — Хотя и Ярому тоже не до любви, его смысл жизни — Висельник и вечная погоня за ним.

— Рыжая… — рычит Карн.

— С другой стороны, их можно ради эксперимента с кем-нибудь свести. Я не против побыть свахой, — хихикаю и мечтательно закрываю глаза. — Найти каждому пару, и пусть все будут счастливы.