Книга Твари Господни, страница 14 – Макс Мах

— Что с ним не так? — прищурился Август, вероятно, уловивший в ее тоне нечто особое.

— Ну если Кайданов это Уриэль, — нехотя ответила Лиса. — То он очень сильно изменился.

— К добру или ко злу?

— В Европе его называют Ангелом Смерти. Этим все сказано.

— Тебе не нравится то, что он делает? — спросил Август.

— Мне не нравится, как он это делает. Люди его ненавидят, его именем пугают детей. В конце концов их поймают, даже маги не могут меряться силами со всей мощью государства.

— Но ты же сама сказала, что это агония, — тихо сказал Август. — Люди победили, геноцид свершился, чего же ты хочешь от того, кто решил уйти, громко хлопнув дверью?

— Не знаю, — покачала она головой. — Где ты?

— Нигде, — твердо ответил он. — А теперь иди! Ты слишком долго находишься под «светлыми небесами». Так нельзя.

— Мне можно, — возразила Лиса. — С той стороны надежные люди.

— Никому нельзя доверять, — показалось ей, или в его голосе действительно прозвучала грусть?

— Если никому не доверять, как жить? — спросила она.

— Вот я и не живу, — сказал он. — Иди!

— Август, ты даже не скажешь мне своего имени?

— Мое имя? — грустно усмехнулся Август. — Некто, Лиса, всегда, и присно, и вовеки веков. Некто Никто.

— Я найду тебя, Никто, — сказала она твердо, повернулась и пошла прочь.

Двое суток по пустыне, где жара, не ослабевая и не усиливаясь, тяжелая и монотонная, как вечность, терзала ее иллюзорное тело с той же жестокостью, с которой мучила бы, окажись Лиса на самом деле где-нибудь в Гоби или Сахаре. Два дня пути. Однако дорога назад показалась ей гораздо короче, хотя все как будто должно было обстоять наоборот. Но в замок на краю мира ее вела безумная и, как говорили многие, бессмысленная надежда, а обратно она возвращалось с болью в сердце, но с настоящей надеждой в душе. Возможно, все дело было в обрывке мелодии, которую она ухватила почти случайно, потому что здесь, под «светлыми небесами», ее чутье почти не работало. Музыка была прекрасна, но главное Лиса узнала ее и несла теперь в сердце вместе с болью, которая тоже, как ни странно, помогала ей терпеливо преодолевать несчетные километры пути.

На исходе вторых суток — во всяком случае, развившееся за годы и годы чувство личного времени утверждало, что все обстоит именно так — она вновь вошла в вечно распахнутые настежь ворота города. В принципе, ей следовало сразу же вернуться. Она и так уже пробыла на этой стороне почти полную неделю, но Лиса решила задержаться и «понюхать», чем пахнет воздух. Она прошла по главной улице до Торжища и, свернув налево, углубилась в переулки «Вавилона». Здесь было довольно оживленно, во всяком случае, до того, как Лиса вошла в харчевню Клары, ей повстречалось человек десять совершенно незнакомых или едва знакомых людей, бредущих без цели или с хорошо скрытой целью — по одиночке или парами — в самых разных направлениях.

— Привет, Рапоза! — сказал Гектор, сидевший за столом у самого входа, чтобы было удобно рассматривать проходящих мимо людей. — Как поживаешь?

— Спасибо, Гектор, — через силу улыбнулась Лиса. — Твоими молитвами и заступничеством девы Марии, моя жизнь прекрасна и удивительна.

Она кивнула еще кому-то из знакомых, находившихся тут же, в ярко освещенном многочисленными свечами просторном зале, и, пройдя в глубину, опустилась в свое персональное кресло, которое, как и личный ее столик, никто не занимал уже много лет подряд.

— Здравствуй, красавица, — пропела, подходя, дородная и вечно веселая фрау Клара. — Говорят, ты долго гуляла в пустыне?

— Я? — удивленно подняла брови Лиса. — Бог с тобой, Кларочка, что мне делать в мертвых песках?

— Мне-то что, — пожала роскошными плечами Клара и поставила перед Лисой традиционную высокую рюмку с портвейном. — Но так люди говорят. Кофе?

— Кофе, — кивнула Лиса, смакуя вино. — Но сначала луковый суп.

— Это мы мигом организуем, — снова улыбнулась Клара и отправилась наколдовывать заказ.

Лиса обвела зал взглядом из-под ресниц и заметила сидящего в двух столах от нее Джека-Наблюдателя. «Лимонадный Джо» ^[13] пил виски и искоса поглядывал на нее, но больше ничем своего желания пообщаться не выказывал.

— Привет, Джек! — улыбнулась ему Лиса, открыто поворачиваясь к худому тощему парню, одетому по моде Дикого Запада середины девятнадцатого века. — Давно не виделись! Как жизнь?

— Замечательно! — улыбнулся в ответ Наблюдатель. — К тебе можно?

— Ты же знаешь, — усмехнулась Лиса. — Я тебе всегда рада.

Джек встал и, прихватив свой стакан, перешел за ее столик.

— Угости девушку сигаретой, Наблюдатель, — снова улыбнулась ему Лиса. — Какие новости?

— В Амстердаме «Ангелы ночи» сожгли ратушу и новый концертный зал, — с кислым выражением лица сказал Наблюдатель, протягивая ей пачку сигарет. — В Мюнхене разгромлена ячейка «Свидетелей Судного Дня». Впрочем, это старые новости, ты это все наверняка уже знаешь.

— Знаю, не знаю, — Лиса равнодушно пожала плечами и, достав из пачки сигарету, прикурила от свечи. — Какая тебе разница, Наблюдатель? Ты давай рассказывай, а я тебя буду слушать.

— Я тебя очень люблю слушать, — сказала она после короткой паузы, выпустив из легких дым первой затяжки.

— Вот все вы так, — кисло улыбнулся Наблюдатель. — Как слушать, пожалуйста, а поделиться информацией, так никогда.

— Почему никогда, — усмехнулась в ответ Лиса. — Уж сколько я тебе всего понарасказывала, так ты со мной век не расплатишься. Но коли у тебя плохое настроение, то бог с тобой. Я слышала, что где-то в Канаде снова появился Фарадей.

— Ерунда, — махнул рукой Наблюдатель. — Это тебе, Рапоза, кто-то дезу скормил. Я точно знаю, Фарадея завалили в Минске семь лет назад. Мне верный человек говорил, там полквартала в руинах лежали, а ты мне про Канаду! Нету Фарадея!

— Ну не знаю, — пожала плечами Лиса. — Мне так сказали. Там ведь, в Минске, трупа его никто не видел.

— Это из наших никто не видел, а КГБ, говорят, оттуда двадцать контейнеров вывезли, и что, спрашивается, было в тех контейнерах? Щебенка?

— Ладно, проехали, — Лиса допила свой традиционный портвейн, и как раз вовремя, потому что фрау Клара поставила перед ней горшок с луковым супом и тарелку с нарезанным крупными ломтями свежим пшеничным хлебом. — Что еще?

— У русских появился кто-то очень сильный в Москве. Говорят, чувствует эманацию метров за двести-триста. Бродит по городу и вычисляет.