
Онлайн книга «Твари Господни»
![]() Он встал из-за стола и пошел «знакомиться», а Лиса проводила его взглядом из-под ресниц и повернулась к Даме Пик: — Ты тоже свободна. — Как скажешь, — усмехнулась Пика. — Так и скажу. — Ну и ладно, — Дама Пик отодвинула вазочку с растаявшим мороженым и обтерла губы салфеткой. — Пойду, тогда, погуляю, а вечером в Кировский схожу. — Что дают? — Лису этот вопрос совершенно не интересовал, но Пика была не только ее помощницей, но и подругой. — «Сильфиду». — Это балет или опера? — Балет, — Пика снова усмехнулась и положила ладонь на руку Лисы. — Не бери в голову. Я просто вспомнила молодость. Схожу вот в театр, подцеплю какого-нибудь балетомана, и утром буду, как огурчик. — Ну смотри, — сказала Лиса. — Слово, — улыбнулась Дама Пик. — Расплатишься? — Естественно. — Тогда, бывай, — Дама Пик кивнула и пошла к выходу. — Подхватишь меня в девять у моего дома, — сказала Лиса Черту и помахала рукой, привлекая внимание официантки. — А пока, гуляй! 4
«Приехали», — Лиса вышла из метро «Маяковская» и не торопясь, пошла к Владимирскому проспекту. Она не была на Невском, наверное, лет пять или шесть, но и до того, как окончательно покинула Ленинград, бывала здесь только по «делам», не имея ни времени, ни желания на пешие прогулки. Поэтому сравнивать нынешний Невский по-настоящему она могла только с тем, что сохранила память о конце восьмидесятых, или начале семидесятых. Другой город, другая страна, ну и проспект тоже, разумеется, изменился. На нем появилось очень много примет нового времени: кооперативные и даже частные магазины и кафе, рестораны, о которых в восьмидесятые нельзя было и мечтать. А уж магазин электроники с логотипами всех этих «грундиков» и «сони», расположившийся на противоположной стороне проспекта, как раз там, где начинался перекинутый над проезжей частью кумачовый транспарант «Слава КПСС», показался бы тогда и вовсе бредом сумасшедшего. «Впрочем, нет, — осадила она себя. — В восемьдесят седьмом, пожалуй, уже нет. Вот в семьдесят пятом — это да». Она дошла до Владимирского, дождалась зеленого и перешла на противоположную сторону. Невский 47/2. «Ну вот я и дома». Смешно, но так оно и было. Лишившись своего постоянного места на Земле, «дома» она чувствовала себя именно в таких местах, как «Сайгон». Вокзал, аэропорт, «Сайгон», да еще, быть может, «Рим», в котором она тоже не была страшную прорву лет. Лиса вошла в кафе и осмотрелась. Интерьер практически не изменился, разве что повисла на стене выполненная Шемякиным мемориальная доска, на которой быстрый взгляд сразу выхватил несколько знакомых фамилий. Живые и мертвые, знаменитые и давным-давно забытые, дисседенты-эммигранты и советские, все они были здесь вместе, как когда-то тогда: Целков и Кит, Бродский, Вензель и Ширали, Карамян, Рейн… «Господи! Только фамилий стукачей и гебешных лейтенантов не хватает, да про фарцу забыли». Впрочем, кое-кто из тех, кто фарцевал тогда у интуристовских гостиниц, теперь превратились в советских кооператоров и предпринимателей. Еще и в КПСС, небось, вступили, получив индульгенцию на всю оставшуюся жизнь. Лиса пожала мысленно плечами и, не задерживаясь, чтобы не привлекать к себе внимания, прошла в глубину зала. Ее, такую, какой она стала теперь, естественно никто не ждал, так что Наташу она должна была найти сама, и нашла, вот только радости ей это не доставило. Лиса взглянула мимоходом в высокое окно, увидела свое отражение — рыжий парик, вычерненные до полной неузнаваемости глаза и пунцовые губы, которые должны были отбить всякое желание запоминать другие приметы — и сразу же почувствовала знакомую ауру. Она обернулась, но женщину, сидевшую за столиком в дальнем конце зала, узнала не сразу. — Здравствуй, Ната — сказала она, подходя. — Спасибо, что пришла. — Привет! — женщина говорила сиплым отдышливым голосом, левая сторона серого землистого цвета лица была неподвижна, от чего при разговоре рот, и без того не симметричный, кривился еще больше. — Рада тебя видеть. Честно. — Останемся здесь? — спросила Лиса, стараясь не показать, насколько потрясена увиденным. — Или пойдем куда-нибудь? — Пойдем, — Ната встала, подцепила прислоненную к стене палочку и, скособочившись, вышла из-за стола. — Я, как видишь, ходок теперь не ахти какой, но тут недалеко распивочная есть, там и посидим. Ходила она, и в самом деле, с трудом, но даже медленным шагом они дошли до распивочной, помещавшейся в темноватом подвале внутри одного из близлежащих дворов, всего минут за десять. Лиса хотела помочь Нате спуститься по крутым ступеням вниз, но та отказалась и сошла в подвал довольно уверенно, по-видимому, делая это отнюдь не в первый раз. Здесь ее, как оказалось, действительно знали. Хозяин, стоявший за стойкой, приветливо с ней поздоровался и сразу же налил полстакана коньяка. — А девочка что пить будет, — спросил он, обращаясь, однако, не к Лисе, а по-прежнему к одной лишь Нате. — То же самое, — сказала Лиса и, получив от кавказского человека граненый стакан, пошла за Наташей в глубину сводчатого зала, где по времени суток кроме них оказались сейчас лишь трое алкоголиков, сидевших у самого входа. — Живая, значит, — тихо сказа Ната, усевшись за стол. — А то тут слух прошел… Прослушки в подвале не было, и, значит, говорить можно было почти свободно. — Какой слух? — спросила Лиса, закуривая. — Слух, что Кастора в Брянске завалили. — Нет, ерунда, — отмахнулась Лиса. — Я в Брянске никогда не была, да и Кастор уже лет восемь, как в отставке. — Жаль, — сказала Ната, закуривая беломорину. — Чего тебе жаль, Ната, — прямо спросила Лиса. — Что Кастор не удел, или что меня в Брянске не кончили? — Кастора жаль, — Ната посмотрела ей в глаза. — Ты, действительно, думаешь, что я могла тебе дурного пожелать? — Нет, — покачала головой Лиса. — Не думаю. — И правильно. Когда слух дошел, я неделю белугой выла. — Ната… — Не надо, — Наташа выпустила изо рта дым и приложилась к стакану. — Не надо об этом, — сказала она отдышавшись. — Было, и быльем поросло. Может и к лучшему. Живая, а это по нынешним временам дорого стоит. — Что произошло? — прямо спросила Лиса, решив, что игнорировать факты недостойно. — Энгельс, — тихо ответила Ната. — Ты ведь знаешь? — Да, — кивнула Лиса. По официальной версии, в апреле 1991 года, на авиабазе в Энгельсе, [20] произошел крупный теракт, совершенный проникшими на территорию СССР из Афганистана исламскими фундаменталистами. В правительственном сообщении, которому, естественно, никто не поверил, говорилось о пятидесяти семи погибших, включая двадцать девять боевиков Талибана и Воинов Исламского Возрождения — полу-мифический радикальной организации, чаще именуемой Татарской Народно-Освободительной Армией. По этому случаю, власти довольно жестко вычистили мусульманские общины Саратовской и соседних областей и ввели военное положение в северном Казахстане, хотя какое отношение ко всему этому имел Казахстан, объяснять не стали. А вот, что произошло в Энгельсе, на самом деле, знали немногие. Однако до Лисы доходили слухи, которые она полагала соответствующими действительности, что за акцией стояла боевая группа Тамила, в которой, по самым смелым предположениям, не могло быть больше десяти человек. Ну и, само собой, Лиса ни на минуту не сомневалась, что число жертв произошедшего должно было измеряться трех — а не двухзначными числами. |