Книга Одна любовь, страница 34 – Мария Высоцкая

А ещё четыре дня назад Штаркман начал активную подготовку к трансплантации. Всё это будет после боя Шелеста, и я решила не волновать его накануне и сказать уже после того, как он пройдёт. Это не блажь и глупость, это не повторение прошлого, это просто забота. Пара дней не сыграют роли, но сделают его спокойным. Ему незачем думать ещё и об этом в пределах клетки.

Поднявшись с кровати, делаю глоток воды из бутылки, растирая по лицу слёзы. На часах пять утра. Руки чешутся взять телефон и позвонить, но я понимаю, что Богдану нужен отдых, что ему тоже тяжело. Убрав телефон обратно в тумбочку, ложусь и пытаюсь заснуть. Сон не приходит, я до восьми утра смотрю в потолок, иногда ныряя в поток своего сознания, которое то и дело подкидывает гору воспоминаний. Концентрация душевной боли нарастает. Становится жутко, я борюсь со своими внутренними страхами, а потом слышу тихое жужжание. Вытаскиваю айфон, улыбаюсь.

Богдан.

Отвечаю на звонок, чувствуя прилив сил.

– Привет, не разбудил?

– Нет, я не спала. Ты уже в Вегасе?

– Да, сейчас поработаю и завтра вернусь домой. Тею оставил у Ма.

– Хорошо. Я так по вам соскучилась.

– Я тоже, как вернусь, сразу прилечу к тебе, обещаю.

–Я тебя люблю.

– И я тебя, не грусти.

– Не буду. Как я могу грустить, зная, что ты скоро ко мне прилетишь?!

– Резонно. Целую, Умка, вечером отзвонюсь.

– Буду ждать. Удачи.

После нашего разговора он прилетел ко мне, как и обещал, вместе с Теоной. Правда, пробыл совсем не долго, всего несколько дней.

Когда он улетал в Москву, я не могла отделаться от плохого предчувствия. Оно преследовало меня весь дальнейший месяц, вплоть до того дня, когда состоялся бой. Потом я поняла, почему так себя чувствовала, разбито, подавленно. Поняла и, наверное, хотела забыть. Это ужасно – видеть, как человека, которого ты любишь, избивают. Толпа скандирует, шумит, ей нравится это зрелище, им весело. Им, не мне.

Я не знаю, что происходит перед боем, не знаю, что будет в этот вечер, но за час до трансляции я открываю ноутбук, ставя его на тумбочку у кровати. В Вегасе шесть вечера, бой начнётся в семь. У нас уже будет шесть утра.

Мама с Теоной спят в соседней, смежной комнате, а я, если бы и захотела, не уснула бы.

Барабаню пальцами по подушке, словно время от этого пойдёт быстрее.

В пять в наушниках раздаётся звучный голос приветствия, а после шуточки комментаторов. Усаживаюсь удобнее, во все глаза смотря в экран. Богдан звонил мне днём, мы говорили несколько минут, и всё. Я ещё не знаю, что он испытал за пару ночей перед этим боем, по его голосу я этого не почувствовала, мне расскажут об этом потом, через несколько лет, невзначай.

А пока я смотрю в экран и сжимаю руки в замочек перед своим лицом. Молюсь? Не знаю ни одной молитвы, хоть и крещёная. Наверное, на бегу сочиняю свою. Просто пусть с ним всё будет хорошо. Смотрю на то, что происходит за тысячи километров от меня, и чувствую дикое волнение. Ещё в день того его первого боя, который транслировался на весь мир, ещё тогда я смотрела трансляцию с болью в сердце. Я не могла поверить в то, что он восстановился полностью, но на экране я видела лишь победителя. Да, на нём была кровь, много крови, но он выстоял, выиграл, и я даже не придала значения тому, какими усилиями ему это удалось.

Слышу представления соперников, смотрю/на экране короткие видеоролики боя вечера, точнее, боя года.

Тот, кто стоит напротив Шелеста, выглядит агрессивно, афроамериканец, я пропустила все его заслуги, которые перечисляли до этого, но по тому, как комментаторы рассказывают о букмекерах и огромнейших ставках, я понимаю, что все серьёзно. Очень серьёзно. Бой за титул, бой, которого все ждали.

Прижимаю к груди подушку, камера летает по всему залу, успевая ловить эмоции всех, кто там присутствует. Богдан вытягивает руку вверх. Приветствуя эту толпу оголтелых и изголодавшихся по крови людей. Рёв его фанатов слышен даже сквозь громкую музыку.

Он уверен в себе, собран, улыбается. Улыбаюсь вместе с ним, а когда камера ловит его взгляд, мне кажется, словно сейчас он смотрит именно на меня.

Ещё минут десять идут какие-то приготовления, а после октагон молниеносно пустеет. Удар гонга, раунд номер один.

Я не знаю всех этих терминов, а если что когда и знала, то за четыре года всё это успело вылететь из моей головы. Мне плевать, как называются все эти удары и выверты, я хочу лишь одного – чтобы он не пострадал. Чтобы выиграл. Он же хотел этот бой, хотел своей победы, так пусть она у него будет.

Так я думаю до второго раунда, потому что в третьем всё становится ужасно. Не понимаю, что там происходит, об этом не говорят напрямую, лишь что-то лопочут о том, что Богдан теряет хватку. Соперник напирает, заваливает его на пол проклятого ринга. Камеры показывают это в замедленной съёмке, на повторах. Я словно чувствую эти удары, то, как он его бьёт. Кожа покрывается мурашками. Я вижу кровь на его лице и слышу такой заветный удар гонга.

Адреналин зашкаливает, как и дикий, ужасающий страх. Мне хочется выключить этот кошмар, но я продолжаю смотреть. Всё идёт не по плану, я вижу, что всё не так, как они ожидали. А ещё я замечаю, что Богдан изменился, как-то изменился. Не внешне, внутренне, словно что-то произошло, что-то более плохое, чем просто мелькающее перед глазами поражение того раунда.

Четвёртый звоночек, и всё по кругу, такое ощущение, что его что-то сдерживает. Понимая, что грызу ногти, убираю руки подальше от лица.

– Давай, мой хороший, ты справишься, – шепчу, словно это чем-то ему поможет.

Богдан

Нервы. Это первое и единственное, что мне мешает. Я никогда так не нервничал в ночь перед боем, потому что всегда на сто процентов был уверен в своей победе, сегодня же я окончательно осознаю, что всё это время думал о чём угодно, только не о бое. За эти два месяца слишком многое произошло. Произошло такое, что я никогда не мог представить и в самом страшном кошмаре.

Выхожу на балкон, смотря на ночной город. Лас-Вегас невероятен. Тысячи прожекторов, сияние, внушающее трепет и поклонение игорной столице мира. Мне нужно лечь спать, но за всё это время я сбил режим настолько, что в последние дни даже не пытался к нему вернуться. Два дня назад прошло взвешивание. Весогон стал очередной ступенькой в ад, и в этот раз моё сознание посылало в иссохшее тело самые больные мысли, мысли, от которых получается прятаться, лишь когда ты в адеквате. Здесь же спрятаться было некуда.

Закрываю стеклянную дверь, падая на кровать, думаю о Гере. Не о бое. Я постоянно думаю о ней, хотя многие уверены, что я собран и на все сто отдаю себя работе. Но это не так.

Я не уверен в завтрашней победе, совершенно не уверен.

Это станет провалом. Мой проигрыш станет чёрным пятном, потому что это бой амбиций. Бой за титул с тем, кто всё это время шёл со мной в параллель, шаг за шагом.