Онлайн книга «Когда ты станешь моей 2.Обнуляй»
|
Поэтому о том, как эта дура оказалась сегодня в доме, не имел и малейшего понятия. Как узнал после, она живет здесь уже месяц. Эта шлюха ошивается здесь тридцать дней, а я даже не осознаю, как так получилось. Охрана показала пару записей из дома, как я ее трахал. Но я этого не помню, ни черта не помню. Впрочем, это не освобождает от ответственности. Зажимаю пальцами переносицу, смотрю на Маринкины слезы. Хочется ее остановить, встряхнуть и попытаться объяснить, вот только смысл? Разве ей это нужно? Она приняла свое решение, не сегодня и не вчера. Я умер для неё уже давно, а сегодня, окончательно и бесповоротно закапал свою могилу, возведя крест. Сжимаю пальцы в кулаки, когда машина скрывается за воротами особняка. Вот теперь точно все, повторяю про себя ее же слова… - Где эта дура? – спрашиваю у стоящего за спиной Глеба, нового начальника охраны. - Найти? - В гостиную ее приведи. Взбегаю по лестнице и, зайдя в дом, подкидываю в камин дров. - Саша, я не хотела, - это первое, что слетает с ее губ, стоит Глебу зашвырнуть ее сюда. Она пятится назад, быстро перебирая ногами. Ей страшно, это чувствуется в каждом слове, жесте. Еще шаг, спина прилипнет к стене, и отступать будет некуда. - Я правда не знала, что Марина здесь, я не собиралась никуда лезть… слышишь? - Правда? - сжимаю ворот ее розовой рубашки. - А может быть, ты врешь? – бровь по инерции ползет вверх, и я тяну ее тряпки на себя. Пуговицы гроздями летят на пол, разлетаясь по паркету. - Нет, нет. Правда, я тебе клянусь, слышишь? Саша, я не хотела, чтобы так вышло. - Чего ты вообще здесь делаешь? - Ты не помнишь? – всхлипывает. - Меня мать из дома выгнала, я же рассказывала… - Да мне по*уй, - разжимаю пальцы, вытирая их о пиджак и отталкивая от себя ее тело. Убираю руки в карманы, слегка запрокидывая голову назад. Сажусь в кресло. Глаза касаются оранжевых языков пламени камина. Закидываю ногу на ногу, пробегая взглядом по растерянной Анфискиной мордахе. - Хорошая шуба, - подношу зажигалку к зажатой в зубах сигарете, - долго отрабатывать придется. Мартынова растирает по лицу слезы, но ответить мне не успевает. Лукьян забегает в гостиную со словами: - Партия стволов ушла, - замолкает, пробегая взглядом по Анф. - Она опять здесь? Когда ты ее уже вышвырнешь? Пожимаю плечами. - Зря ты осталась, - в упор смотрю на Анфиску, - за это время ты могла услышать то, что не предназначено для твоих ушей. Марат скалится, доставая ствол. - Мы ее здесь? Или как? - Убери, бл*, ковер же запачкает. Мартынова давится слезами и, подавшись вперед, падает на колени у кресла, в котором я сижу. - Я ничего не знаю, ничего не слышала, не видела. Я клянусь. Слышишь. Я правда ничего не знаю… - А я в этом не уверен. Марат, вот ты ей веришь? - Не очень, - трет рукояткой ТТ подбородок. - Вот и я. - Саша, я же, я же… - она озирается по сторонам, воет в свои ладони, после чего резко наклоняется, загаживая пол. Ее выворачивает на паркет, снова и снова. - Да уберите уже ее отсюда. Глеб! - Будет сделано. - И далеко не отпускай, наверху заприте. Не уверен, что эта дура не взболтнет где-нибудь лишнего. Лукьянов выходит из гостиной, и я иду за ним следом. Обогнув лестницу, попадаем в бильярдную. - Не думал, что ты дашь ей развод, - достает кий. - А что, мне ее в доме запереть? - Ну… - смотрит наверх, - Мартынову… - Не сравнивай. - Почему не сказал что эта тут в качестве мебели? - Думаешь Маринка бы поверила? Я себе сам уже не верю. К чему обострять и делать из неё дуру. Что с ментами? - Все ровно. - Всех взяли? - Всех. - Хорошо. Значит, будем действовать. Я хочу сделать это в Аккордовском доме, символично получится. - Эстет херов. Ладно. Я понял. - Сколько у нас Ломовских жизнеспособных осталось, из тех, кого взяли? - Пять. - Шума нет? А то такая волна самоубийств… - Нормально, я приплатил кому надо. - Хорошо. Я тут думал про местный нефтеперерабатывающий завод, Ломов был у них в доле, а мы чем хуже? Да и перспектив там столько… - Что предлагаешь? -Есть одна идея, если получится, нам понадобится юрист и платежеспособный гарант, будут нужны инвестиции. Марина Смотрю на засыпающий город через запотевшее стекло машины, вытирая слезы. Как он мог? Все еще не верю в то, что видела. А ведь он даже не пытался оправдаться, сделать хоть что-то… он просто стоял и смотрел. В Москве еще с неделю не могу заставить себя выйти из дома. Постоянно плачу, жалею себя и одновременно ненавижу за эту слабость, ничтожность. Я должна научиться жить дальше, как бы плохо и горько мне ни было. О Доронине больше ничего не слышно, совсем, и это ни черта не радует, а как меня может радовать, что любимый человек способен жить без тебя? Быть с другой, пока ты умираешь изо дня в день, ненавидишь ночь, потому что она вытаскивает на поверхность все твои страхи, парализует, заставляя повиноваться. Боль живет во мне постоянно, и неясно, сколько это продлится. В город медленно приходит лето. Жаркое, солнечное. Отец пытается вытянуть меня на улицу, но я живу лишь работой, прихожу туда раньше всех, ухожу позже. Жизнь превращается в сплошной день сурка, и он мне нравится, с недавних пор новизна пугает, как и люди. Я же давно заметила, что боюсь новых знакомств. - Марин, может, в кино сходим? - папа заглядывает ко мне в комнату воскресным утром, на нем серые брюки и заправленная в них белоснежная рубашка с коротким рукавом. - Не хочется, - отрицательно мотаю головой, упираясь глазами в книгу. Уже час не могу прочесть второй абзац, перечитываю, не в состоянии уловить суть. В мыслях я совершенно не здесь, в мыслях я в прошлом, которое из раза в раз перекликается с вымышленным будущим. Сказочным, ненастоящим, тем, которое никогда не настанет. - Марин, ну так нельзя. Тяжелой папин вздох явно прогнозирует долгую беседу, диалог, который был между нами уже сотни раз. - Пап, я разберусь сама, хорошо? - Конечно разберешься, но разве, не стоит прислушаться? Сколько можно сидеть в четырех стенах? Жизнь на этом не заканчивается, слышишь? - Я поняла. Поднимаюсь с дивана, закрывая книгу с громким хлопком и откинув на стол, прихватываю оттуда маленькую черную сумочку на тоненьком ремешке, выскальзывая за дверь в прихожей. |