Книга Предание Темных, страница 146 – Кейси Эшли Доуз

Непокорность подруги, почему-то, очень сильно гневит Влада. Лицо его становится еще более суровым, одна бровь в вещем раздражении стремится вверх, а губы искривляются.. но он больше не отвечает ни слова.

Лале, едва он отворачивается, изумленно наблюдает за ним. Какая муха его укусила? С чего он вдруг так злится, что она стоит тут же, если сам здесь стоит?

Но замечает, что несмотря на недовольство, Влад никуда не уходит, продолжая, пусть и абстрагировано от нее, но стоять рядом.

Лале вновь обращается взглядом к происходящему.

Конвой останавливает пленных перед конюшней. Военные начинают переговариваться, решая, очевидно, куда их определить.

– Да некуда девать – слышит Лале голос одного из стражников – все переполнено. Подождем распоряжения султана, вроде должны сейчас передать.

В ожидании решения, некоторые, особо изнеможденные пленники начинают тяжело опускаться на землю, судорожно втягивая воздух. Солдаты их не трогают, делая вид, что не замечают. И никогда Лале еще не была так благодарна стражам.

Очевидно, даже они видят, насколько худо этим людям.

Видя, что Влад все так же смотрит туда же стеклянным взглядом, Лале все-таки начинает подозревать по какой такой причине друг «вдруг» оказался здесь в тот самый момент, когда привели пленных. Решив, что поэтому он может знать о них чуть больше, она вкрадчиво спрашивает, стараясь не рассердить его пуще прежнего:

– Не знаешь, из какой они страны?

Пауза так затягивается, что Лале уже не надеется получить ответ. Однако, спустя несколько томительных минут, Влад вновь обращает к ней лицо. Только теперь на нем нет той непроницаемой маски, сдобренной порцией недовольства и сухого раздражения.

Теперь за всем этим явственнее всего проступает лишь какая-та глубинная печаль и знакомая ей обреченная беспомощность:

– Неизвестно.. могут быть и из моей.

Теперь ей становится понятным, почему Влада так задела за живое эта тема. Она уже сожалеет о своих резких ответах, данных ему ранее.

– И что с ними будет?

– Кузина султана спрашивает об этом меня, такого же пленного? – уточняет Влад, но в его голосе нет каких-то насмехательских ноток, потому Лале решает, что он, верно, действительно с некоторым удивлением задумывается над подобным положением дел.

После чего, вздохнув, отвечает:

– В лучшем случае – каторга или заточение.

– А в худшем?

И тут, будто ответом на вопрос, на площадке показывается посыльным с письмом от султана. Стражник разворачивает свиток, прочитывает его и с минуту молчит.

После чего поворачивается к военным:

– Ввиду нехватки мест для содержания пленных, а так же учитывая обстоятельства и вину этих людей, султан Мехмед приказывает всех казнить.

Сделав паузу, с еще большей неохотой заканчивает:

– Через посажение на кол.

-9-

Лале прижимает ладонь ко рту и оборачивается к Владу.

Но более не видит в его лице выражения своего друга.

Брови Влада вновь с еще большой яростью стремятся к переносице, глаза темнеют, губы искривляются в каком-то полном ненависти и презрении, оскале. Опустив глаза, она замечает, что он так сжал кулаки, что костяшки побелели, а на ладонях, кажется, останутся яркие следы.

– Влад.. – она осторожно трогает его за плечо, но тот резко одергивается, теперь обратив свой сверкающий молниями взгляд на нее.

Лале чуть опешивает, но все же добавляет:

– Влад.. это не обязательно могут быть люди из твоей страны..

– Да? Значит, всех остальных пусть казнят? – его губы сжимаются и он цедит сквозь зубы – через посажение на кол. Мучительнейшая из смертей! Он нарочно избрал именно ее.

– Влад..

Юноша вновь одергивается и уносится прочь. Но когда, точно тайфун, пробегает мимо нее, Лале слышит едва различимое гневное цежение, которое обращено скорее самому себе, чем кому-либо другому:

– …тогда пусть будет готов однажды и сам принять ту участь, что раздаривает остальным.

* * *

Вернувшись после этого в комнату, Лале пропускает даже время завтрака. После увиденного – последнее, о чем ей хочется думать – это еда.

Ей очень жаль, что Влад ее так понял (она совсем не имела ввиду, что соглашается с решением Мехмеда казнить всех прочих и своей глупой речью пыталась лишь утешить друга), но еще более жаль ей того, как яростно он отреагировал на увиденное.

У обоих ее друзей пылкий и боевой нрав – но у Аслана он тесно сопряжен с доблестью, а у Влада с местью.

Аслан готов, наплевав на все опасности и угрозы, вступиться за бравое дело и справедливость. А Влад, так же безрассудно, готов вступиться за то, чтобы отомстить всем обидчикам, которые так или иначе нанесли вред ему, его семье или народу его отца (его народу, как он говорит).

И то, что она услышала от него на конюшне, очень расстроило и обеспокоило Лале. Понятное дело, это всего лишь слова – но находясь в таком взвинченном состоянии, мало ли чего он удумает. А что, если каким-то образом найдет способ примкнуть к тем остаткам бунтовщикам, которые вдруг осмелятся продолжить свои заговоры, несмотря на Али-бея? А что, если найдет другой способ проявить свое неповиновение (и вместе с тем презрение) к султану?

Учитывая еще и прежнюю неприязнь Мехмеда к ее друзьям – он казнит его без раздумий, только дай повод.

Возможно, даже так же.

Через посажение на кол.

От всех этих дурных мыслей и образов Лале начинает совсем дурнеть. И как ей остудить пыл друга? Он же совершенно не захотел ее слушать, а любые ее попытки его утешить – напротив, воспринял лишь в штыки, будто сама Лале его самый главный враг! Будто бы родство с Мехмедом, которого она сама ненавидит почище, чем Влад – делает ее вдруг его единомышленником и ответственной за все его решения и поступки!

Когда раздается стук – Лале вначале даже кажется, что это стучит у нее в висках.

Но когда дверь после первого же стука резко распахивается, Лале понимает, что стучало все-таки не в висках.

Она едва успевает подскочить на кровати, когда в комнату заходят без приглашения и даже разрешения.

Лале недовольно (и несколько растерянно) глядит на Мехмеда. Только что она о нем думала – и тут как тут.

Конечно, султан явился не один – позади стоят двое его стражников, но после кивка Мехмеда, они выходят, оставив их наедине. Меньше всего в этом состоянии Лале хочется знать, зачем он к ней пожаловал, но ничего другого не остается.

Стало быть, «неожиданные дела» Шахи-хатун, о которых она вспомнила третью часа ранее (и которые тогда показались Лале такими уместными, потому что она хотела побыть одна) – вновь оказались совсем уж не такими и «неожиданными».