Онлайн книга «Любовь зла»
|
— Зачем? — Я… сам… с ними поговорю. Я вдруг начал немного задыхаться, мне почти с трудом давались слова, потому что охватило дико странное ощущение от этого соединения наших рук. Ладошка у Насти была маленькая, почти как детская, мягкая, пальчики тонкие, и в то же время энергичные. В первую секунду они сжали мою кисть — или, точнее, попытались, потому что была она раза в два больше — видимо, по привычке обращения с детьми. Но сразу следом пальцы распрямились и попытались высвободиться из плена, вспомнив, что я вовсе не местный воспитанник, а вполне себе здоровый лоб, да ещё и неприятный этой козе. Ладно, признаю, вёл я себя при знакомстве не очень. Прямо скажем — как капризный отпрыск власть предержащего, но вот уже второй день подряд я стараюсь быть нормальным человеком, а эта шмокодявка всё равно нос воротит! Я ещё чуть крепче сжал маленькую ладошку и повторил приказ: — Веди! Настя тяжело вздохнула, даже закатила глаза, но всё же двинулась в путь. Я шёл рядом, почему-то безобразно кайфуя от прикосновения к ней и старательно прятал улыбку. — Ярослав Дмитриевич… — Что, Анастейша? — Вы могли бы отпустить мою руку? — Зачем? — Неловко. Мы ведь не маленькие дети, чтоб за ручку ходить. — А я думал, тебя для этого ко мне приставили: чтобы присматривать и перевоспитывать, как мальчишку. — Я уже говорила, что это не мой профиль. — А какой твой? — Максимум до восемнадцати. Вы для меня слишком старый. — Так ты… школьный педагог, что ли? — Учусь. На третий курс перешла. — И что преподавать будешь? — Русский и литературу. — Я так и думал что-нибудь в этом роде. Гуманистка. — Звучит как ругательство в ваших устах. — Да я в восторге! — Тогда, может быть, в честь восторга отпустите мою руку? — Наоборот, от восторга хочется ещё крепче её сжимать. Анастасия неожиданно резко затормозила, так что я чуть не ударился об её тощее тельце. — Ярослав Дмитриевич! Я не знаю, что вы задумали, но вам это не поможет! — В каком смысле? — мне вдруг стало ужасно весело. Даже интересно, что там придумала эта козявка для интерпретации моего поведения. — В таком! Я ничего тут не решаю. И вообще, вас не держу… — А я ничего не понимаю. О чём ты говоришь? Настюха пожевала губы, то краснея, то бледнея, и вдруг выдала нечто совершенно замечательное: — Если вы думаете, что своими штучками меня очаруете и я освобожу вас от работ, то сильно ошибаетесь! Я никогда не забудусь настолько, чтобы поверить в ваш ко мне интерес. Вы мне взаимно безразличны, и это никогда не изменится, а что касается исправительного срока, то, моя бы воля, я бы прямо сейчас вас домой отправила, но, к сожалению, тут все вопросы к инспектору Константину Георгиевичу. Вот это прикол! Вот вообще не так я девушек очаровываю! Честно говоря, уже и не помню, когда в последний раз мне приходилось прилагать для этого хоть какие-то усилия. Обычно всё ограничивается фразой: "Эй, детка, иди-ка сюда!" А сейчас со мной творится нечто совершенно непонятное. И я уж точно не пытаюсь сознательно очаровать эту вредину — просто творю какую-то дичь, которая сама собой приходит в голову, а то и вовсе на уровне тела срабатывает. Но вслух произношу совсем другое: — А почему ты согласилась? Ручонку по-прежнему не отпускаю. — На что? — удивлённо распахивает глазищи Настя. Они внезапно кажутся мне большими и такими глубокими, что при должной сноровке в них можно утонуть. — Нянчиться со мной. Я понял, почему это на тебя повесили, но тебе-то это зачем, если я даже не приятен? Её губы несколько раз дёрнулись, порываясь что-то сказать в своё оправдание, но потом она нахмурилась и ответила явно честно: — Из страха. — Вот уж не поверю! — ухмыльнулся я. — Ты самая бесстрашная девчонка из всех, кого я знаю! Настя пожала плечами: — Там, где я борюсь за действительно важные вещи или где мне нечего терять. А выбросить свою мечту на помойку — боюсь. Кто я против мэра и его команды? — Что за мечта? — Доучиться для начала… — А потом? — Делать мир лучше. Помогать людям. Я её ненавижу. Потому что восхищаюсь. Не знаю, чего больше, но чувствовать себя хуже невзрачной девчонки, которая на три года младше, учится в педе и, судя по шмоткам, перебивается с хлеба на воду — это тяжело для психики. А вот ещё: надо бы свалить и оставить её в покое, раз я так неприятен. Договориться с отцом на отработку в другом месте. Но я не могу. Не хочу. Хочу быть здесь и видеть её. Да, это тяжело, но в этой тяжести есть свой кайф. Может, я латентный мазохист? Нет, просто мне нужно кое-чему у неё научиться, — вот как я объясняю себе своё малодушие. Решено, остаюсь. Но стараюсь быть нормальным человеком. Я отпустил Настину руку, и дальше мы пошли рядом, но не касаясь друг друга. Её начальницы не оказалось на месте, и Саныч тоже сегодня отсутствовал. — Вот видишь, проблемы нет! — довольно объявил я. — Никто не сделает меня инвалидом, и никто не узнает, что я раскидывал щебёнку. — Зачем вам это? — удивлённо спросила Настя. — Так а кто, если не я? — Не похоже на стиль мышления мажора. — Значит, побуду пока простым работящим парнем. Такие тебе больше нравятся? Девушка хихикнула на моё утверждение, а на вопрос — нахмурилась: — Опять вы… — Да не в том смысле! И вообще, что ты так переживаешь? Мы же уже выяснили, что это мне не поможет. — Значит, вы с другой какой-то целью, но мне всё равно неприятно. — Почему тебе неприятно мужское внимание? — Мужское — приятно, но вы… — А я не мужчина, что ли? — Да вы бы в жизни на такую, как я, не посмотрели! Помните, как в первый день уродиной обозвали? — Ну, погорячился, от злости, что ты меня никчёмным назвала. Ты вовсе не уродина, Настя, тебе только лоска не хватает: косметики, нарядов, причёски… — Ничего, обойдусь без мужского внимания. Дети меня и такой принимают. — Ты встречалась с кем-нибудь? — Что за вопросы?! Это не тактично! Почему-то я решил, что это значит — нет. И это почему-то обрадовало. Глупость — а приятно. Не целованная девчонка, да ещё так упорно отвергающая даже гипотетическую возможность симпатии ко мне — это же целый квест! Люблю квесты… |