Книга Элрик: Лунные дороги, страница 62 – Майкл Муркок

– Гейнор же не собирается уничтожать самого себя, – сказала Уна. – Наверняка он верит, что неуязвим, раз у него теперь есть Великий Посох.

– Он провозгласил себя королем мира. Вы правы, именно Великий Посох придал ему уверенности для похода на Серые Пределы. Но к чему все это? Чего он надеется достичь, кроме полного разрушения мультивселенной?

– Он напоминает мне одного диктатора в моей родной стране, – тихо произнес я. – Им движут безумие и полная потеря связи с реальностью. Он так пристрастился к власти, что разрушит все миры ради того, чтобы утолить свою алчность.

Ученый Крина потупил взор:

– Он крайне себялюбив. Такие люди – самые опасные из всех, кто дорывается до власти.

– Отзвуки эха, – задумчиво произнесла Уна. – Как вы думаете, где еще разыгрывается та же история, в скольких измерениях? Мы верим, что обладаем свободой воли, но почти не способны изменить последствия или сменить курс, потому что все эти последствия и действия происходят одновременно на бесконечном количестве уровней мультивселенной, где с небольшими различиями, а где с огромными.

Элрика ее философские рассуждения не интересовали.

– Если Гейнора можно остановить в этом измерении, – отрезал он, – то, вероятно, его поражение отразится эхом и в других мирах, так же как и его победы?

Девушка улыбнулась:

– Что ж, отец, если кто-то и способен изменить свою судьбу, то только вы.

Мы с Элриком не поняли, что она имела в виду, но его решимость передалась и мне.

– Силы Гейнора были слишком велики для нас, – вздохнул ученый Крина.

– Но ваш Посох? – спросила Уна. – Как он смог отобрать его?

– Очевидно, Посох сам это допустил, – просто ответил ученый. – Мы всегда знали, что он обладает собственной волей. Именно так он появился у нас.

Они обсуждали тот самый изменчивый артефакт – чашу, дитя, посох – которым офф-му воспользовались во время первой церемонии. А может, это он ими пользовался? Я вспомнил, как артефакт менял форму. По чьей воле это происходило?

– А он всегда принимал форму Посоха? – спросил я, вспоминая, как он преображался.

– Мы называли его Рунным посохом. Но он имеет несколько форм. Это посох, чаша и камень – один из величайших регуляторов наших реальностей.

– Не его ли мой народ называет Граалем? – я вспомнил об Эшенбахе и других семейных легендах. – Вы были его хранителями?

– В этом мире, – ответил ученый. – И здесь мы его потеряли.

– То есть в других мирах существуют другие версии Грааля?

– Есть лишь один Великий Посох, – с сожалением произнес ученый Крина. – Он олицетворяет Равновесие. Кто-то считает, что он и есть Равновесие. Его влияние распространяется далеко за пределы любого мира, в котором он хранится.

– Говорят, когда-то моя семья хранила Грааль, – сказал я. – Но его у нас забрали. Вероятно, мы тоже не оправдали доверия.

– Рунный посох обладает способностью изменять форму и перемещаться по собственной воле, – заметил ученый Крина. – Некоторые говорят, что он может принять форму младенца. Почему бы и нет, если он в самом деле способен выглядеть так, как пожелает? Таким образом он может защититься и сохранить себя. А еще сохранить тех, кто почитает и защищает его. Но не всегда очевидно, какую форму он принял на этот раз.

– А в каком виде им завладел Гейнор? – поинтересовалась Уна.

– Чаши. Прекрасного сосуда для питья. С чашей и двумя мечами Гейнор, как ни один смертный прежде него, получил власть менять судьбы миров. И поскольку даже боги вряд ли понимают, что сейчас происходит, он может и преуспеть в этом деле. Ибо всем известно, что воля смертного со временем способна уничтожить даже богов.

Я обратил мало внимания на его последние слова – очень уж это отдавало легендами и суевериями. Но по телу пробежал холодок узнавания. Я попытался вспомнить, где слышал похожую историю – связанную с мифологией моего мира и народа, историю о Святом Граале, способном исцелить мировую боль. В легенде также говорилось, что смертный изменит судьбу своего мира. Я будто переслушал музыки Вагнера. Мне скорей приходились по вкусу чистые воды мелодий Моцарта и Листа – они обращались равно и к разуму, и к чувствам. Отчего все так знакомо, словно я попал в сложную для восприятия оперу Вагнера? Меня передернуло от одной только мысли. Впрочем, даже знаменательные события «Кольца Нибелунгов» не сравнятся с тем, что мне довелось увидеть здесь.

Я обернулся к Уне:

– Вы упомянули мои особые отношения с Граалем. Что вы имели в виду?

– Не все удостаиваются чести служить ему, – ответила она.

Лицо ее помрачнело. Да и в целом она не была настроена оптимистично. Кажется, не ожидала, что Гейнор заберется так далеко.

Странное зловоние наполнило воздух. Смесь тысячи разных запахов, и все неприятные. Запах зла.

Я до сих пор не понял, как Гейнору удалось победить офф-му, и спросил об этом ученого.

– Еще неизвестно, победил ли он, – вздохнул он. – Игра пока не закончилась.

Я воздержался от заключений, но, насколько я понимал, на этом этапе он как раз выиграл.

Элрику не терпелось узнать, где Гейнор сейчас и можно ли догнать его пешком.

– Он двинулся к Серым Пределам во главе своей армии, уверенный, что может захватить власть над мультивселенной. Это бред. Но бред этот способен уничтожить нас всех, если только кто-то не бросит ему вызов.

Ученый Крина внимательно посмотрел на меня. Но ответил ему принц Элрик.

– Это существо оскорбило и унизило меня. Меня обманули. Какой бы силой он ни обладал, отмщения он не избежит.

– Думаете, у вас получится? – Уна наклонилась и погладила блестящую шкуру лежащей кошки, а затем отдернула руку, словно не желала даже думать о том, что приключилось с животным. Мертва ли пантера – или просто зачарована?

– Во сне или не во сне, – тихо произнес Элрик, – но он понесет наказание за все, что сотворил.

Другому я не поверил бы. Однако Элрик начал убеждать меня в том, что мы способны победить существо, ставшее величайшим злом во всей мультивселенной. Как уже случалось между нами, он отозвался на мои невысказанные мысли:

– Мелнибонийцы верят, что жребий нельзя изменить. Что у каждого из нас определенная судьба. И если ты пытаешься вырваться из ее оков, то уже совершаешь невероятное кощунство. И я готов на это пойти. Чтобы предотвратить кощунство еще более страшное.

Он казался человеком с мятущейся душой, что боролся с собственной совестью и прошлым. Мне показалось, он мог бы сказать много больше, если б смог облечь в слова то, что происходило у него внутри.

В Му-Урии мы не задержались. Пламя начало угасать, городу был нанесен серьезный ущерб. Других офф-му мы не нашли. Никаких следов. Ни послания. Ни намека. Потерпев поражение, они сбежали. Я в них разочаровался. Они, вне всяких сомнений, выродились, слишком уж уверились, что смогут отразить любую атаку, как и Византия много лет тому назад полагалась на свою давнюю репутацию. Я считал их отважными и находчивыми. Возможно, когда-то они и были такими. Теперь же не смогли противостоять ни Гейнору, ни кому-либо другому, кто пришел бы за их тайнами и сокровищами.