Книга (не) Только Секс, страница 34 – Уля Ласка

Но деталей нет.

Это как?..

Защита в наличии, но наша система с легкостью справляется с подобным препятствием. А это значит, информация просто отсутствует. Ни на номер, ни на транспортное средство. Смысл? Для Рыкова — никакого. Это, наоборот, источник дополнительного привлечения внимания.

С облегчением отмечаю, что район самых лучших развлекательных заведений остается позади, а точка продолжает уверенное движение по направлению к своему начальному пункту.

Я могу набросать еще полсотни предположений о том, что это все-таки может быть. Теории хороши, когда у тебя вообще ничего нет, а я сейчас занимаюсь какими-то детскими играми в надежде оттянуть, возможно, не очень благоприятный для меня исход.

Зачем?

Никогда не замечал за собой склонности к мазохизму. Полтора года охоты за Солой не в счет! Это всего лишь способ втиснуть в свою жестко регламентированную жизнь элемент неожиданности и условной спонтанности.

Объект достигает цели, останавливается, и оба номера тонут в плотной бушующей массе своих же собратьев.

Оба…

Сопровождение?

Даже не замечаю, как в руке оказывается телефон. Один звонок, и мне станет ясно, есть ли во всех этих метаниях хоть какой-то смысл. Но что-то из глубины души вновь не позволяет так быстро облегчить мне жизнь, заставляя повременить. Интуиция? Пожалуй, что да. И как бы абсурдно это ни звучало, в критических ситуациях без надежных исходных данных я полагаюсь на нее даже чаще, чем на доводы разума. Она не подводит.

Откладываю телефон, погружаясь в изучение дел Рыкова. Да, Дмитрий Васильевич, а за последние пять лет вы действительно развернулись. Дважды просматриваю отчеты. Что-то цепляет взгляд, впуская в общий стройный мыслительный поток струю беспокойства. Есть! Резкий приток инвестиций из явно подставного источника. Хм… таким оборотам мы мало что можем противопоставить, а следовательно, сдерживающий фактор прежний. Но в свете последних перемен…

Вызов.

Бросаю непонимающий взгляд на телефон, автоматически отмечая, что прошло уже больше двух часов.

Цифры. Я не вбивал ее имя.

Сердце заводится с пол-оборота, заставляя грудную клетку вибрировать от ритмичных ударов, набирающих разгон.

Напоминаю себе, что разговор — это только начало, в девяноста девяти процентах он пластичен настолько, что поддается любой корректировке. А все остальное… Проблемы решим, чувства обеспечим, соперника уберем, о детях позаботимся, родителей пристроим. И это при самом хреновом раскладе!

Расслаблено оседаю в кресле.

Соединение.

Молчание.

Хочешь, чтобы я был первым? Уступаешь? Мне нравится. Значит, начнем с главного, детка, ты обретешь СВОЕ имя.

— Надя, — как будто смущаясь, отвечает она на мой вопрос, и это, как божественный знак, как луч солнца, пробившийся сквозь плотные мрачные тучи.

Надежда…

Улыбаюсь, как мальчишка, расслабляя мышцы все еще напряженной шеи и откидывая голову назад. Надежда нужна всегда и всем, но сейчас именно мне и рядом.

— Мне тоже, — продолжает она мою мысль, и этот тихий, нежный голос пробивает разом все мои защитные заслоны. Черт, вот как это, оказывается, бывает! Жалкое зрелище со стороны, когда мужика перематывают, как какой-то клубок шерсти. Но, бл…ть!.. Это невероятное ощущение, когда одного звука ее голоса достаточно, чтобы заполнить всего тебя.

— Надя, — произношу ее имя и понимаю, что это должно быть совсем не так, не по телефону, когда по спине пробегает неприятный колкий холодок из-за невозможности сказать это прямо ей в ухо, чувствуя близость, тепло и аромат ее кожи. Повторить ту ночь, но уже без масок и ненужного прикрытия.

— А ты? — все так же тихо, но уже более уверенно и расслабленно.

— Александр, — она застает меня врасплох, и при всем изобилии производных моего имени, я выдаю самую официальную.

— А можно «Саша»? — переспрашивает она, и от того, как она это делает, мои предохранители срывает окончательно: никогда в жизни у меня не было такой мгновенной жесткой эрекции на собственное имя. Меня скручивает и уже не отпускает.

— Можно… Надя, — сдерживаю пульсирующую вибрацию, рвущуюся прямо из легких. — Особенно, если ты будешь называть меня так, находясь как можно ближе. Очень близко, — сглатываю продолжение, которое только усугубит положение. — Я заеду за тобой. Сейчас, — иду я ва-банк.

Тишина.

Я не люблю молчание женщин. Совсем.

Никакие, даже самые гениальные аналитические способности не в силах предугадать, о чем думает и, тем более, к каким выводам придет внезапно замолчавшая женщина.

— Надя, — спрашиваю я осторожнее, но ясно давая понять, каковы мои намерения, — ты позвонила, теперь я знаю твое имя, ты — мое, у нас не осталось ничего, что могло бы нам помешать. Верно?

И опять эта гнетущая тишина, а потом голос, наполненный извиняющимися нотками:

— Саш, сейчас ночь.

Позволяю дыханию восстановить свой ход. Мое имя… Она не рвет ментальную связь. Хорошо. Остается выяснить, в чем дело.

— В прошлый раз тебе это не помешало.

— В прошлый раз я планировала встречу заранее. — Ее голос становится ниже, детка, ты чувствуешь то же, что и я! Давай, один шаг навстречу, и мы не будем терзать ни этот долбанный эфир, ни наши с тобой души, о телах я вообще помолчу. Ухмыляясь про себя, бросаю взгляд на профессионально установленную каркасную палатку у себя между ног.

— Я буду через час. Час в наших обстоятельствах — это целая вечность. Для меня точно! — Ловлю себя на том, что мне до изнеможения хочется вспороть это пространство, погрузить в него руки и просто выдернуть ее к себе, закрыться в спальне и всеми известными мне способами избавить от любых сдерживающих мыслей, забивших ее хорошенькую головку.

Вздох на грани всхлипа. Бл..ть!

— Надя, я жду тебя с того момента, как проснулся в отеле. Но могу подождать еще…

— Я смогу освободиться в среду вечером, — торопливо сообщает она.

Что?..

Мне требуется некоторое время, чтобы осмыслить услышанное. То есть мое «сейчас» против ее «через три дня»?

Романтический флер сдувает резким порывом ветра циничности и трезвого расчета.

Угу… Скольким дням там равна выдержка лоха по методикам современной стервы, чтобы он был «готов на все»?

От перевода в этот разряд ее спасают только те самые извиняющиеся нотки. Стервы делают это соблазнительнее.

— Хорошо, Надежда. Среда, вечер. Место? — говорю я, уже взяв эмоции под контроль.

— Саш, — в голосе слышится нервное напряжение и раскаяние, — я правда сейчас не могу.

— Я понял. Место, Надя? — Я почти готов начать ненавидеть себя за это, но мысль, что весь этот хоровод эмоций только мой, а для нее это обычное проходное знакомство, подстегивает раздражение и захлестывает волной непринятия. Для нее три дня — это просто три дня.