Книга Одна на Троих, страница 28 – Уля Ласка

– Маша, это что за хрень?! !

– Ударилась. Случайно, – смотрю и не верю своим глазам, наблюдая за просто зашкаливающим беспокойством на его лице.

– Где? – отпускает он меня, но тут же, забрав у меня салфетку, начинает подтирать мне нос, как маленькой.

– В туалете, об дверь кабины.

– Алова, мне не нравится твой способ хождения в туалет, неважно какое бы удовольствие ты от него ни получала. Смени его! – все так же жёстко, но с какими–то новыми, ранее не слышанными мной нотками в голосе произносит он.

Это что, сочувствие и жалость?. .

– Больно? – невесомо касается носа, скользя пальцем по боковой его части.

– Нет, – пытаюсь отстраниться я, потому что он уже точно вторгся в мою зону комфорта.

– Да не дергайся ты, – как– то устало вздыхает он, перегибается куда–то назад, доставая полиэтиленовый пакетик со льдом и тут же оборачивая его платком , извлечённым из внутреннего кармана куртки. – Приложи. Не хватало ещё, чтобы на работу ты вернулась с опухшим носом, – заводит он вновь машину. – Цветочек, ты просто какой–то вызов для моей нервной системы, – недовольно бубнит он, выезжая на дорогу.

– Извините, Никита Владимирович, – бормочу уже я, делая глубокий вдох и. . . проваливаясь в умопомрачительное безумие аромата платка Соболева.

Делаю ещё один вдох в желании проверить, что это не обонятельная галлюцинация от сотрясения.

Бред! Там и удара–то, по сути, не было!

Но то, что мне до одури хочется развернуться, оттянуть ворот куртки и уткнуться ему в шею – факт.

Спокойно, – пытаюсь утихомирить я внезапно зачастившее дыхание, –это всего лишь парфюм. Разузнаю какой, куплю и хоть унюхаюсь!

Да!

– Держись рядом со мной, – даёт наставления Соболев, направляясь широким шагом к сюрреалистическому зданию, больше напоминающему космическую станцию. Облицовка из металлических пластин, солнечные батареи покрывающие приличное количество поверхности, и в противовес этому до невозможности ухоженный, свежий, зелёный газон, так резко контрастирующий со стилем хайтек.

Подозрительно принюхиваюсь своим, уже практически пришедшим в себя, носом.

– Цветочек, не усугубляй, – качает головой этот не в меру внимательный босс. – Я лично проведу тебя по самым "грязным" зонам, чтобы ты посмотрела, почему здесь не воняет.

Пристыженно опускаю глаза, семеня за ним.

– И ещё, глазки рабочим не строить, – жёстко припечатывает меня он.

– Никита Владимирович! – вновь вскидываюсь я на несправедливые обвинения, напрочь игнорирующие презумпцию невиновности.

– Спокойно, я просто предупредил, и не нервничай, а то нос опять потечёт.

– Угу, какая забота! – шепотом передразниваю его я, и мы входим на территорию мусоросжигательного завода, который находится в непосредственном ведении господина Соболева.

– Напрямую здесь тебе придется общаться с парой, тройкой людей, но знать в лицо тебя обязан каждый. Пример того, как тесно общалась с работниками Марго, для тебя не показателен, во–первых, совершенно другой характер, во–вторых, у тебя отсутствует её же опыт. Но плюсы у тебя тоже есть, – заключает он и замолкает.

И? Где мои плюсы? Где моя похвала? – ещё с минуту я надеюсь на продолжение, не забывая осматривать все вокруг.

Так же как и в административном здании, проходная, холл, несколько коридорных развилок, а далее мы выходим на площадку, с которой видны несколько уровней, спускающихся вниз как минимум на пять этажей.

Вот это масштаб, и, вспоминая, как фабрика выглядит снаружи, ещё должно быть и два верхних.

Соболев протаскивает меня по основным важным зонам, подчёркивая, что чистота здесь именно необходимость, потому что если пренебречь хоть малейшим этапом в сортировке мусора, и решить, что и так сойдёт, здесь сразу же воцарится, так ожидаемая мной, зловонная атмосфера.

Цех первичного приема мусора, мне демонстрируется через стекло, со словами "там, и правда, пахнет не луговой свежестью, мой чувствительный цветочек".

Нервно осматриваюсь по сторонам и вздыхаю от облегчения, что рядом никого нет. Не очень бы хотелось начинать знакомство с рабочим коллективом с такого. . . слишком личного прозвища. . . Хотя оно рано или поздно всегда появлялось в моем окружении, в детском саду, школе, универе, да на той же практике.

Опять вспоминаю фирму Крапивина, оглядывая все вокруг. Это, конечно, не зеркальные небоскребы, но очень даже высокотехнологичное предприятие, начиная от архитектуры и заканчивая непосредственно оборудованием.

Ещё пара бесед и представлений с управляющим и главными мастерами участков.

И тут я впервые вижу, как, оказывается, умеет общаться с людьми Соболев.

Никакого превосходства или пренебрежения, уверенная, располагающая речь без тех самых "мажорских" интонаций и взглядов, которыми он довольно щедро осыпал меня с начала нашего, не очень приятного знакомства.

А мы, оказывается, можем и так?! !

Впечатляет, Никита Владимирович! Правда!

В заключение проходим вдоль вторичной сортировочной линии, где происходит итоговое разделение мусора по материалам.

Рабочие кивают в знак приветствия Соболеву, и с любопытством начинают меня рассматривать.

Босс представляет и меня. Я в свою очередь также склоняю голову, улыбаюсь и делаю несколько приветственных махов ладонью.

В ответ большинство мужчин расплываются в улыбках, а Соболев ни с того ни с сего переходит на грозное шипение:

– Вот об этом, Алова, я и говорил! Глазки не строить! – и продолжает уже своим нормальным, человеческим голосом: – Хорошей работы!

И тут же цепляя меня за локоть, чуть ли не волоком тащит из цеха.

– Никита Владимирович, отпустите, я вполне могу идти без вашей поддержки.

– Да? А что тогда с контролем мимики?

– А что, мне нужно было корчить лицо злой ведьмы в ответ на приветствие?

– Нет, а вот быть сдержаннее, как при двух первых знакомствах, вполне!

– Да первым я улыбалась точно так же! – возмущаюсь я несправедливости обвинения.

– Понятно, значит, и им. . . Понимаешь ли, Маша, в коллективе, большую часть которого составляют мужчины, нужно вести себя. . .

– Прекратите! – взрываюсь я. – Моя улыбка никоим образом не преступила рамки приличия, и не вздумайте навесить на меня ложное чувство вины! – не унимаюсь я, подогреваемая клокочущим чувством несправедливости. – Не хотите подобной реакции, наймите, кого–нибудь более угрюмого. Но я сомневаюсь, что Маргарита Александровна общалась с работниками с каменным лицом, – завершаю свою речь я, пытаясь засунуть руки в отсутствующие карманы пиджака.

– Все сказала?